І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
В якості відпочинку від війн та революцій - кохання Елронда та Келебріан. Трохи іронічний пухнастий флафф про цю цікаву пару.
Название: Лето любви Задание: "Как я провел это лето" Размер: мини, 1371 слово Жанр/категория: гет Рейтинг: G Персонажи/Пейринги: Элронд/Келебриан, Эрейнион, Галадриэль.
Иногда Элронд спрашивал себя, а не от Тургона ли Гондолинского он унаследовал вот эту свою любовь к потаенной долине - с другим названием, однако тоже надежно укрытой и хорошо защищенной. Война в Эрегионе окончилась, а Имладрис так и остался не только гостеприимной эльфийской обителью, но и твердыней, стенами и башнями которой служила сама природа. Собравшиеся под его стяги эльдар говорили, что отдыхают тут душой. Что ж, возможно, что оно так и было - после кровопролитных битв отдых нолдор был просто необходим. Многие потеряли в той войне друзей и близких, Элронд же лишился приятеля и родича, к которому был очень привязан. Келебримбор, племянник Маэдроса и Маглора, единственный эльда, с которым правитель Имладриса мог поговорить о прошлом, погиб, и погиб ужасной смертью, словно судьба задалась целью не просто вырвать с корнем последний побег рода Феанаро, но проделать это с особой жестокостью. Конечно, оставался еще Эрейнион - король, друг и покровитель. Но Линдон был далеко... Тихо протекали дни - светлые денечки ривендельского лета, и сердце Элронда сжималось от предчувствия осени, которая могла принести с собой не только беседы у камелька, но странную тоску, неведомую эльфам и очень хорошо знакомую тому, в чьих жилах текла значительная доля крови людей. Примчавшийся с докладом вестовой появился как раз вовремя. После коротких переговоров по извилистой тропе, вьющейся среди сосняка. который ближе ко дну долины сменялся дубовым лесом, медленно спустился отряд вооруженных эльфов, ведомых проводниками из Имладриса. Тропа была окружена ловушками - в память о минувшей беде, войне и осаде. Элронд смотрел, как прибывшие медленно минуют узкий мост, и обдумывал, как себя вести. Ему не довелось увидеть леди Галадриэль в те дни, когда она гостила в Ост-эн-Эдиль.. Они разминулись буквально на неделю, но восторженных рассказов о своей гостье Келебримбору хватило надолго. Элронду даже померещилось, что нильдо влюблен - влюблен в замужнюю эльдэ, которая к тому же приходилась ему тетушкой. Впрочем, внук Феанаро уверял, что он всего лишь бескорыстно любовался родственницей, но пылкий тон его речей говорил о другом. - Приветствую вас, лорд Элронд. Высокая нолдэ направлялась прямо к нему. Элронд отметил удобную полувоенную дорожную одежду, меч у пояса, плавную, словно плывущую походку, характерную для рожденных в Валиноре. Он склонил голову, приветствуя гостью, но она, улыбнувшись, протянула ему руку. - Я еду в Линдон, - сказала Галадриэль, - и прошу позволения погостить в вашем гостеприимном приюте. Все приготовленные слова учтивого приветствия Элронд вдруг начисто забыл. Потому, что увидел рядом с Галадриэль еще одну эльфийку... Они были очень похожи, мать и дочь, вплоть до осанки, вплоть до цвета волос, в которых ваниарское золото переплелось с телерийским серебром. Но юная эльдэ отнюдь не была тенью красавицы-матери, её серые нолдорские глаза искрились задором и весельем. "И отвагой"- добавил Элронд про себя. Такой, наверное была Галадриэль в те времена, когда ее звали Артанис, а еще - Нэрвен. Потери и поражения не сломили дух матери, но придали мягкой грусти ее чертам и улыбке. А Келебриан сияла счастьем юности, которая одна лишь дает уверенность в том, что впереди дорога если не усыпана розами, то по крайней мере, ровна и безопасна. - Что с вами? - невинно спросила Галадриэль, - вы потеряли дар речи, милый родственник? Он начал бормотать что-то о счастье встречи, осиянной звездами, как раз появившимися на вечернем небе, но Галадриэль обняла его, прижала к себе, и сказала, что видеть дорогого племянника для нее счастье, и что она рада представить ему свою дочь Келебриан. Элронд, сразу догадавшийся о том, кем была спутница Галадриэль, и прекрасно помнивший ее имя, только кивал головой и счел за лучшее ретироваться, предоставив домоправителю общаться с гостями. Жизнь его наполнилась смыслом - по вечерам он неспешно беседовал со старшей гостьей о днях минувших, об Ост-эн-Эдиле, еще не превращенном в пепел, о Менегроте, где жили его родичи по матери в те времена, когда Белерианд не канул на морское дно, о нолдорских крепостях и великих битвах, о вратах Нарготронда и холме Химринг, который ныне стал островом у берегов Линдона. Леди, просившая, чтобы милый родственник называл ее Артанис, старательно обходила подводные рифы в этих неспешно журчащих беседах. Она старалась ни одним словом не задеть чувств того, кто одновременно был и эльфом, и человеком, и чуть-чуть майя, и в чьих жилах текла кровь нескольких эльфийских народов, разделенных враждой и древней клятвой, которую Галадриэль слышала из уст самого Феанаро, стоя на площади затемненного Тириона, и чувствуя, как содрогается мироздание. А дни Элронд проводил с Келебриан. О, эти летние дни, исполненные любовного томления... Эти сплетенные венки из цветов и листьев, купания в озерах и реках, игры и песни, которые не заканчивались с заходом солнца - ночь приносила с собой странный будоражащий душу зов, и Элронд вспоминал тогда, что эльдар существа ночные и проснулись под звездами. После беседы с госпожой Артанис, он выходил в сад с арфой, при виде которой у Галадриэль всегда грустнели глаза, и начинал играть, выливая в песнях свой душевный непокой. Тогда из своих покоев спускалась Келебриан, похожая одновременно на хрупкий цветок и на стальной клинок. Для нее арфа, когда-то принадлежавшая величайшему певцу нолдор, была просто арфой, а не грустным воспоминанием. Келебриан хвалила его игру, голос - и Элронд надеялся, что там, в Мандосе, тень Макалаурэ чувствует, как он ему благодарен. Потом он словно проснулся - и испугался. Леди Галадриэль ехала в Линдон, причем ее супруг остался в Лориндане. Куда она спешила? Зачем? Келебриан достойна зваться королевой... Элронд понимал, что лучше спросить прямо и откровенно, чем мучиться странными чувствами, непонятными ему самому. Но он не мог - а леди словно не замечала их с Келебриан прогулок под солнцем и луной, совместных посиделок в саду и на берегу реки и долгих задушевных разговоров. Приезд Эрейниона застал правителя Имладриса врасплох, хотя нолдоран и предупреждал о приезде еще весной, в час цветения трав. "Вот оно, - болью отозвалось в сердце влюбленного, - леди Галадриэль решила познакомить свою дочь с достойным возлюбленным." Правитель Имладриса попытался отойти в сторону и не мешать их счастью. Но, хотя Эрейнион больше времени проводил с матерью, чем с дочерью, что-то вполголоса обсуждая, а перстни Келебримбора на узкой руке леди и на руке Гил-Галада опасно поблескивали, Элронд был уверен - речь идет о будущей свадьбе его короля и Келебриан. Темная багряная мгла поднималась со дна души, бешеные волны человеческой крови били в виски, нашептывали о поединке, должном разрубить этот тройной узел, кровь синдар шептала о бегстве из Имладриса, ставшего для Элронда темницей, кровь нолдор - о защите своей любви. И лишь одна сияющая капля крови айнур прошептала - "не спеши". Лето миновало и осень сошла на Имладрис, осень в багряном убранстве. С высокой террасы леди Галадриэль и Эрейнион наблюдали за молодой парой в венках из кленовых листьев, не догадываясь, что как раз сегодня кровь людей и кровь нолдор, объединившись, нашептывают Элронду о том, чтобы выкрасть Келебриан и увезти ее в Лориндан, и дальше на север. Кровь ваниар несмело намекала, что неплохо бы вначале объясниться в любви, кровь синдар советовала подождать еще, и только тихое сияние айнурской крови в жилах правителя Имладриса пока не дает ему наделать глупостей. - Прекрасная пара, - сказал Гил-Галад лукаво, - Элронд погрузился в сверкающий омут - он не видит и не слышит ничего, кроме своей любви... - Ну что ж, - вздохнула леди, - Каждой матери приходит пора расставаться с дочерью, которая уходит от нее к возлюбленному. Правитель Имладриса вполне достоин ее руки. Первым уехал Эрейнион, обняв родича на прощание, и прошептав ему - "Будь счастлив", чем несказанно потряс своего друга и подданного, вообразившего, что Гил-Галад пожертвовал своими чувствами ради чужой любви. Потом собралась в дорогу Галадриэль, и Элронд, который как раз находился под влиянием нолдорской крови, скомандовавшей атаковать, объяснился ее дочери, и Келебриан ему не только не отказала, но приняла из дрожащей руки кольцо, символизирующее помолвку, и тут же надела его на пальчик. Леди Галадриэль намекнула, что, по возвращении лорда Келеборна, Элронд должен будет официально посватать Келебриан, но она, Артанис, на его стороне, а значит бояться нечего. Они уехали, исчезли вместе с осенней листвой и последними проблесками лета. Потом началась война... Элронд женился на Келебриан после так дорого доставшейся Последнему Союзу победы. Он не стал именоваться нолдораном - слишком мало нолдор осталось в живых после бесконечных битв. Владыка Имладриса унаследовал от Гил-Галада не титул, но кольцо со сверкающим камнем, кольцо, напоминавшее ему о двух потерях сразу. Но у него была Келебриан. Много позже, в невзгодах и печалях, Элронд часто вспоминал о предвоенном лете, о буре, кипевшей в его крови, и понимал, что только боль, которую он тогда испытывал, и могла называться счастьем.
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Феанаро любив своїх братів - принаймні до того часу, коли Аманом став розгулювати амністований, але все такий же злобний Вала Мелькор. Тут дбайливий старший брат, котрий напевне вже має досвід молодого батька, навчає братика Ноло як правильно тримати малого Арафінве)
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Спробу штурму облради нашого тихого болота було відбито. Щоправда і спроба була так собі, і світлошумових гранат всього кілька. Однак, людоньки, що ж це коїться у нашому Запоріжжі? Трохи погрівся, і йду на площу знову. Натовп для нашого міста величенький.
@музыка:
нема
@настроение:
Їздив за пригодами - а пригоди уже вдома
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Спільне для всіх революцій - не колір прапорів, а колір крові. До реальних подій жодного відношення не має.
Название: Красное на красном (с) Задание: Оригинальность Размер: мини, 1275 слов Жанр/категория: джен, AU, POV, ангст Рейтинг: G Персонажи/Пейринги: Нолофинвэ, его семья, нолдор Примечание: По одной из версий, Аракано (младший сын Нолофинвэ) погиб в Альквалондэ.
- Отец, все честные граждане сейчас на площади! Мой честный гражданин смотрит на меня укоризненно из-под красного шарфа, укутывающего его по глаза. Холодно. После того, как светоносные деревья погибли, в Тирионе стало темно и холодно одновременно. А мы от холода отвыкли. Вернее и не привыкали. - Аракано, дитя мое, тебе еще рано митинговать... Взгляд младшенького становится еще более укоризненным. - Вот еще... Артанис тоже идет. И Амбаруссар... Вся наша гимназия... Вся гимназия, а также Тирионский университет и военная академия. Я вздыхаю. - Ты соглашатель, папа, - глаза над шарфом переполняются благородным негодованием, - я еще понимаю, что ты был против перемен при жизни деда. Но теперь, когда правительство бессильно, злодеи разгуливают на свободе, а... - А мой братец-демагог наконец-то получил полную волю болтать языком! - взрываюсь я, - ты никуда не идешь сегодня,сын мой. Сиди дома и учи уроки. Глаза над шарфом выражают протест. - Еще чего! Мы купили вскладчину флаг. Красный, со звездой Феанаро. Питьо говорит, что это символ революции. - Скорее - символ безрассудства, - бурчу я. Мне немного смешно, и в то же время неприятно. Пылкие речи моего братца-оппозиционера совратили не только моих детей, но практически весь Тирион. - Ну, я пошел! Младшенький исчезает. Под окном - радостный визг, очевидно, совладельцев флага. - Ты его все таки отпустил, - в голосе жены неодобрение и укоризна. Я уже привык, что всегда и во всем виноват. Для Феанаро я недостаточно радикален, для супруги недостаточно консервативен... - А если там будут стрелять? - вопрошает Анайрэ трагическим голосом. - Кто? - вздыхаю я, - злодеи давно уже на том берегу... - А я слышала, что Мелькора видели возле Альквалондэ, - говорит жена со слезою в голосе, - а твой братец собрался вести народ в порт и переправляться на тот берег. Я против того, чтобы наши дети участвовали в этом. Я тоже против. Но моего мнения никто не спрашивает - революция ведь... - Иди за ними, - велит супруга, - и проследи, чтобы никто никуда не уплыл. Вот, возьми рукавички - Арэльдэ забыла их на столе. Я выхожу из дома и сразу же попадаю в размахивающую красными флагами толпу. - Ой, дядюшка! В меня врезается светловолосый красавец, который в одной руке несет алый стяг, а другой тащит за собой хрупкую девушку, явно перепуганную всем происходящим. - Дядюшка, это Амариэ, она из столицы, погостить приехала. Я хочу ей революцию показать. - У нас в Валмаре, - щебечет девушка, прижавшись к плечу моего родича-революционера, - народ лоялен к правительству Манвэ. А вы тут хотите его в отставку... - Это потому, - солидно разъясняет племянник, - что правительство закрывает глаза на безобразие, которое творит банда Мелькора. Не бойся, милая, у нас мирная демонстрация. Площадь перед Миндон Эльдаливэ заполнена так что яблоку негде упасть. Над толпой я вижу братца - бедняга скоро охрипнет от речей и лозунгов. Он клянется - ну надо же - отобрать похищенное имущество у банды Мелькора. Остальное - довесок к главной мысли. Всех, мол, убью - один останусь. - Мои сыновья! - доносит до меня ветер обрывки фраз, - клянутся вместе со мной! Мы вырвемся! На свободу! Стяг, который мы... Вражьей кровью! Сыновья, конечно же, при папе - обступили самодельную трибуну. Собственно говоря, это даже не трибуна, а ящики из-под валмарских яблок. Братец топает ногой, кажется, что пирамида вот-вот рухнет... Нет. пронесло. - Привет, дядюшка! Мне улыбается Артанис. Племянница смотрит на трибуну неодобрительно. - Болтун, - говорит она рассудительно, - вначале нужно было выслушать представителя властных структур. Господин Эонвэ выступил с предложениями... Я вздыхаю. Слышать эти ужасные словесные построения от красавицы-гимназистки, которой если и говорить, то о любви и цветах. - А вы как всегда недовольны, дядюшка, - смеется Артанис, - да, наш Феанаро не особо умен, но его речи зажигательны. - Нельзя так отзываться о старших родственниках, - говорю я, - это ведь тоже твой дядя. - Полудядя! - фыркает несносная девица, - а вы слишком уж рассудительны, милый родич. Я бы, во время того скандала в городской думе, вызвала наряд полицейских из Валмара. По осанвэ. Толпа тем временем поворачивает к Альквалондскому спуску. - Половина разойдется по домам, обедать, - голос сзади. Это Арафинвэ. С красным бантиком в петлице теплого пальто. - Покричат и успокоятся, - говорит он. - Кажется, наш брат собрался переправляться на тот берег? - закидываю я удочку, - Самолично бороться с террористами? А что на это скажет твой тесть? Арафинвэ избран в думу Альквалондэ с совещательным правом голоса. А потому настроения докеров ему известны очень хорошо. - Разве что вплавь, - смеется он, - никто ему кораблей не даст. На всякий случай Ольвэ оставил в порту охрану - в основном старших, умеющих владеть оружием. Надежно, как в таникветильском банке. - Я надеюсь, они не будут применять... оружие? - говорю с тревогой в голосе. - Да что ты? - брат недоумевающе смотрит на меня, - нет, конечно. Ольвэ сам такого решения не примет, а Таникветиль молчит. Вот это мне и не нравится - молчание из Таникветиль. Пара объяснений на тему "чего ждать дальше, накажут ли злодеев, виновных в похищении и убийствах, а так же когда будет свет и тепло" успокоила бы толпу намного эффектнее, чем пустопорожние речи господина Эонвэ. Обедать мои революционеры действительно явились. Но не в полном составе. - Финдекано ушел с дядей и кузенами в порт, - сообщает Арэльдэ, зачерпывая ложкой суп, - дядя сказал, что будет и там говорить речь. Аракано увязался за ним. - Мальчишка, - говорит Турукано всепрощающим голосом, при чем я не знаю, кого он имеет в виду: старшего или младшего из братьев, - ничего, померзнут на морском ветру, поумнеют. Турукано единственный из моих сыновей не увлечен революцией. Думаю, что он обижен за меня - все таки я был наместником Тириона и главой Думы в отсутствие отца. А теперь обо мне все забыли. - Я тебя уважаю, папа, за то, что у тебя есть собственное мнение, - говорит Турукано, словно услышав мои мысли, - и за то, что ты не с толпой, ты выше этого. Аристократизм и ваниарская кровь.... Арэдель прыскает в чашку с чаем. Я улыбаюсь. - Мы тоже пойдем, - говорит Турукано, - может успеем к концу речи. Они у дяди Феанаро все такие скучные и однообразные. Мне просто интересно, как Ольвэ его отбреет. Мы выходим. Спуск, увешанный красными флагами и лампами, которые носят имя моего братца, пуст. Обеденное время еще не закончилось. Шагаем молча. Честно говоря, я жалею, что пошел. К Арэльдэ присоединяются еще две подружки-студентки с красными бантиками в косах. - Что это? - спрашивает Турукано. Из-за поворота появляется группа студентов. Арэльдэ и ее подруги с криком бросаются к ним. Светлые пальто ребят в темных полосах... Я фокусирую зрение. Кровь... У одного из мальчишек разбита голова. - Там бойня, - говорит он еле слышно, - не ходите. Я уже бегу... Детям скомандовал вернуться. Навряд ли они послушались. Кто? Кого? За что? Когда я добежал до порта, все уже закончилось... От двух всхлипывающих девушек узнаю, что докеры применили оружие. По дороге из обрывков фраз я понял, что наши тирионские революционеры тоже были вооружены. Мой братец жив - я слышу его голос. Кажется, он готовится к переправе... Неужели все это было запланировано заранее? Я недооценивал Феанаро - он не просто демагог, он преступник. Использовать мальчишек ради своих амбиций... Кто первый начал драку - не разобрать. Да я сейчас и не хочу это делать. Я опускаюсь на колени возле мертвого мальчика-гимназиста. Кто-то уже накрыл его флагом, тем самым, купленным вскладчину. - Отец! Прости! Отец! Финьо, мой старший... Он захлебывается рыданиями. - Не уберег... Тут такое... Они с дубинками.... А у наших оказались ножи... Майтимо говорит - это провокация. Все подстроено правительством. Дядя знал, что на нас нападут. Поэтому мы вооружились... Отец... Я тупо смотрю в залитое кровью лицо младшего сына и словно жду, что мой мальчик откроет глаза и скажет: - Все честные граждане, папа... Революция...
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
рефлексії втомленого Ноло Дуже тихо. Ні, у нас теж є свій Майдан, і є протестувальники у кількості навіть дуже великій для нашого болота. Але в основному - тиша. Аж дивно - я пам'ятаю, що було у 2004 році. Тоді люди просто таки брали одне одного за барки, сперечаючись за політику. Навіть у тролейбусі можна було наскочити на "янучара", котрий починав раптово тобі доводити, що Ющенко гад, а Юля - злодійка. Зараз вони усі мовчать. Ті, хто співчуває Майдану - мітінгують біля міськради. В основному - це культурні і чемні люди, занепокоєні долею країни. Вони не будуть кричати у транспорті і влаштовувати розбірки на вулицях. Мовчать ті, хто голосував за ось це падло, Янека у законі. Якщо ви думаєте, що вони змінили свою думку і шкодують про своє рішення - то помиляєтесь. Вони обрали нам оце ось, нам і нашим дітям - і якщо Янек таки дотриває до виборів, то вони все одно підуть, покульгають, поповзуть плазом віддати урці свої голоси. Вони переступлять через кров загиблих, через власні мізерні зарплати і копійчані пенсії. Підуть і проголосують. Бо не вміють визнавати помилки. Але зараз вони мовчать. Бо їм страшно. Страшно почати думати і зрозуміти, що це вони привели до влади цього вбивцю. Хвала Богам - є люди, котрі хоч і вважають мене придурком, але не виберуть вже Янека навіть дворовим гицлем. І це радує.
Ну а в пам'ять загиблих хлопців - ось ця пісня. Хай їм добре спиться. Нехай це буде Дагор Браголлах - вони перші, хто відновив в наших краях справжню північну мужність
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
повернулися додому. Проблеми приятеля зоставили медикам, потисли одне одному руки і розповзлися по домівках. Як же ж воно все... Недобре воно. Боляче. Не знаю, що буде далі. Однак досвід був вельми корисним. В якості народного гумору - чіпляю ось це і повзу спати.
лучників там не бачив, зате бачив справжню катапульту.
@музыка:
нема
@настроение:
Всі докази проти божевілля потиху облетіли з тихим шарудінням.
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Сьогодні День Злуки. Зі святом, українці. І даремне дівчата підсміювались над голосами Елрондової крові, тут два відтінки однієї можуть такого наговорити)
« - Хотел бы я, чтобы это случилось не в мое время», — сказал Фродо. - Я тоже, — сказал Гэндальф. — И многие из тех, кому выпадает жить в такие времена. Но это не им решать. Все, что мы можем, — это решить, что делать со временем, в которое живем».
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
У Києві. Раптово. Зібралася компанія і ми вирушили зрання. Майдан оголосив мобілізацію. Були на Грушевського. Нема слів) Вночі обіцяють мінус 9. Схованка у нас є - будемо грітися у офісі одного з хлопців) А може буде надто жарко, то й просто на вулиці))
@музыка:
Нема
@настроение:
А ви знаєте, що таке історичний момент?)
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Це, здається, єдиний випадок, коли проти уряду йдуть з державними прапорами. Якби у нас був лідер - народ розніс би цих падлюк на друзки.
На флаге написано: "Скоро рассвет, держитесь". Эпично.
Гарбуз в украинской традиции - подарок отвергнутому жениху. Надпись - Януковичу от Украины
Новые законы запрещают выходить на митинги в касках и в масках под угрозой больших штрафов и тюрьмы. На кастрюльке-каске у бабушки написано: "Денег на штрафы хватит."
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Власне кажучи - цей фік, на мою думку, мені вдався. Тобто вдалося передати атмосферу того сумного листопада - осені Першої Епохи. Дощ і сум - за загиблими, за скоєною бідою. Ну - і трошки естель.
Я ехал туда, где меня не ждали. Был месяц хисимэ, который синдар и фалатрим называли хитуи. Черное мокрое кружево спящих деревьев, дождь и туман. Мой плащ пропитался сыростью, а душа печалью. И бессильно обвис королевский стяг на древке, которое сжимал мой полусонный знаменосец, покачиваясь в седле. Отряд мой был мал для военного похода, но для эскорта, пожалуй, великоват. На этом настоял мой заботливый родич лорд Кирдан, а его - я в этом уверен - просила мать. Они думали, что я слишком молод - я тогда и был юным. Самый молодой нолдоран за всю эпоху. Король нолдор-изгнанников, король побежденных, я ехал к родичам, которые считались моими подданными на словах, а на деле - кто их знает. Во всяком случае Эленхир и Каменлин считали этот наш поход опасным предприятием, вполне достойным эльда, который по праву крови звался нолдораном. Эленхир, родич моей матери, опасался неких недоразумений, которые могли возникнуть в ходе переговоров. Он предполагал, что нас вообще не пустят в крепость. Каменлина я брать не хотел - во избежание все тех же недоразумений, но на его присутствии в отряде настояли дориатрим, уцелевшие при штурме Гаваней. Они мне не доверяли, хотя их правитель Эарендил приходился мне двоюродным племянником по отцовской линии. Но в глазах Каменлина и его земляков я был нолдо, а супруг дориатской принцессы - нет. Собственно говоря, именно Каменлин с товарищами настояли на этом походе. Он требовал послать войско, я взял с собой только королевский эскорт, усиленный в последнюю минуту воинами из бывших гондолинцев. На том, чтобы дружина была из нолдор настоял уже я - и у Каменлина хватило разума мне не перечить. Я заявил, что еду не на войну, а выяснить отношения с собственными подданными. И решить вопрос, весьма интересовавший и дориатрим и меня самого. Исчезновение леди Эльвинг долго обсуждалось прибрежными жителями. Разведчики, разосланные мною по всему Побережью, вплоть до самых опасных мест, где можно наткнуться на вражьи отряды, ничего не обнаружили. Было несколько свидетелей, которые утверждали, что леди бросилась с башни маяка в тот момент, когда туда ворвались те мои родичи, в гости к которым я теперь ехал. Ныряльщики, отправленные лордом Кирданом обследовать дно, ничего не нашли. Впрочем - тело могло и отнести течением. К рассказу одного воина-синда, будто бы видевшего, как его госпожа обернулась чайкой и исчезла в морской дали, я отнесся с недоверием, хотя не исключал чуда и помощи Ульмо. А вот след ее детей, тоже загадочно исчезнувших, обнаружился в крепости Амон-Эреб, куда мы сейчас и направлялись. Миссия моя оказалась весьма деликатна - если эльда, которого я в детстве называл "дядя Майтимо" оставил у себя малышей в надежде обменять их на Сильмарилл, то он ни коем случае не отпустит их на Балар. Собственно говоря, в этом случае у меня и не могло быть никаких разумных доводов - сын Феанаро, ведомый зловещей Клятвой, просто не стал бы меня слушать. Может быть поэтому я и приказал развернуть королевский стяг - не тот, конечно, но точную копию того, оставшегося в пепле Анфауглита. И может быть поэтому я надел плащ и камзол любимых отцом расцветок, серые и синие тона, цвета небес и печали. И уж конечно не случайно мои волосы заплетены в две тяжелых косы, а ленты... Нет, конечно не те... но у отца было несколько пар этих золотистых змеек, которыми я так любил играть в детстве, и одна сохранилась у матери. Я презирал сам себя за эту попытку воспользоваться отцовским влиянием на лорда Маэдроса. Единственным оправданием моей неспособности сделать что-нибудь от собственного имени и собственной властью, стали судьбы двоих малышей, оказавшихся заложниками рока и Клятвы. Кони тихо ступали по мокрой траве, мы плыли в тумане вслед за проводником, лаиквендо из Оссирианда, и холм вырос передо мною нежданно, хотя проводник и предупреждал, что Амон-Эреб уже близко. Этот знаменитый холм, на котором когда-то, в баснословные времена без солнца и луны, несколько дней отбивалась от орков нандорская дружина лорда Денетора, ныне увенчался нолдорской крепостью, как короной. Она держалась на мощном гранитном выступе, но окутывающий ее туман создавал странную иллюзию висящих в воздухе теневых башен. Крепость-призрак, то появляющаяся, то исчезающая в ночи. Знаменосец, повинуясь моему знаку, переложил древко стяга в левую руку, и приложил к губам серебряную трубу. Этот сигнал должен быть хорошо известен моему родичу, и действительно - на выступившей из тьмы стене вначале заметались факелы, потом вспыхнули более яркие огни феаноровских светилен... Ворота отворились очень скоро, и мы въехали во двор, затянутый туманной мглой так, что на расстоянии вытянутой руки еле видно было лицо собеседника. Мягкий певучий голос из тумана представился Аркуэноном, кано крепости, и предложил следовать за ним. Я пошел за голосом, и вскоре мы с моими спутниками, оказались в традиционной для нолдорских твердынь каминной зале. В камине полыхал огонь, от одежды шел пар и странное чувство покоя овладело мною. Словно я действительно прибыл в гости, а не с неприятной миссией к... почти к врагам. Аркуэнон, тихий вежливый нолдо, сообщил, что наших воинов разместят в соседнем здании, а мне и лордам-телери отведут отдельные покои. Он делал вид что не замечает выражения лица Каменлина - я понял, что оба эльфа уже встречались, и встреча отнюдь не была мирной. Я принял предложение, очевидно исходившее от лордов, встретиться с хозяевами крепости после отдыха. Эленхир, измотанный дорогой, был согласен на все, а Каменлин шепотом настаивал на немедленных переговорах. Я его понимал - дориатец не хотел ночевать под этим кровом, и был прав - но я не заставлял его сопровождать меня. Это наше семейное дело: разговор между нолдараном и его лордом. И я не хотел спешить. Потому что увидел на галерее, опоясывающей залу, знакомую высокую фигуру, поспешно отступившую за опорный столб. Но даже если бы я не увидел его, то почувствовал бы взгляд... Покои, обставленные простой деревянной мебелью, согревал огонь в небольшом камине, а широкое ложе уже застлано простынями со странно знакомым запахом. Я долго вспоминал, что это могло быть - потом вдруг воспоминания будто снесли плотину разума: наш замок в Дор-Ломине, простыни, пахнущие... да... лавандой, лицо матери - тогда она всегда улыбалась, теплые руки отца, и рев рога где-то там за воротами... "К нам приехал нежданный гость, сынок". Дядя Майтимо всегда являлся неожиданно. Они с отцом виделись очень редко - три визита в Дор-Ломин, два в Химринг, а после Браголлах встречи вообще прекратились. Друзья должны были встретиться там, на бранном поле Пятой Битвы, но Феаноринг опоздал к началу сражения, и ему не удалось увидеть побратима даже мертвым. Впрочем, оно и к лучшему - случайно уцелевший лучник королевской дружины рассказал мне, как погиб отец... Этот рассказ запекся у меня в памяти как кровь Астальдо на боевом стяге нолдорских королей. Но в те счастливые времена, когда я был мал, а отец жив, редкие приезды дяди Майтимо повергали меня в восторг и изумление. К ужасу матери я получал в подарок что-нибудь из оружия работы братьев нашего гостя и рассчитанное на детскую ладонь, часами ездил верхом, гордо сидя в седле впереди Руссандола, бодро болтал на квэнья, совсем забыв про синдарин, и очень долго, после его отъезда, писал в тетрадках прописи левой рукой, хотя от рождения был самым обыкновенным правшой. Я никак не мог соединить в разуме эти два образа - веселого дядю Майтимо, и лорда Маэдроса, которого дориатрим ненавидели почище чем орков. А потому, чтобы зря не страдать от грустных мыслей, разделся, упал в лавандовое море простыней и уснул. Завтрак мне подали прямо в покои. К этому времени я уже проснулся и привел себя в порядок. Потягивая квенилас, я сочинял мысленно речь, с которой обращусь к виновному в двух братоубийственных стычках лорду, и старался забыть о воспоминаниях детства. В таком настроении я и пошел вслед за Аркуэноном, пригласившим меня на встречу. Лорд Маэдрос испрашивал разрешения поговорить со мной наедине, без моих спутников - и я такое разрешение дал, хотя вполне представлял себе и недовольство Эленхира, и возмущение дориатца. Он стоял у окна-бойницы, прислонившись к стене. Он был один в небольшом кабинете - а я почему-то думал, что со мной будут говорить оба Феаноринга. Дядю Макалаурэ я совсем не знал, Певец посетил Дор-Ломин только один раз, по случаю свадьбы моего отца. Но, видимо, лорд Маэдрос решил, что лучше будет поговорить с глазу на глаз. Я увидел знакомое с детства лицо, похудевшее и вытянувшееся. Увидел хитроумно заплетенную косу (маленьким я долго гадал, кто же расчесывает и заплетает однорукому дядюшке волосы) и черные одежды, выглядевшие траурно и чуть жутковато. Спокойный взгляд - слишком спокойный. Я знал, что очень похож на отца. Собственно на этом и был основан весь мой расчет на успех переговоров. - Ты меня испугал, - сказал Маэдрос тихо, - вчера на мгновение я подумал, что растворились врата Мандоса, и друг прибыл за мной... Чтобы живым - на суд... Туманная тень. - Простите, - вырвалось у меня, - Майтимо, милый... Я все забыл. Забыл, что я ныне нолдоран, наследник отцовской славы и погибели, забыл, что передо мной виновный, который и сам считает, что заслужил суд и кару... Я кинулся к нему, и уткнулся в камзол, пахнущий лавандой и умирающей ноябрьской листвой. И мне почудилось на мгновение, что я открою сейчас глаза и окажусь в прошлом, там, где все, кто меня любил, были еще живы. Маэдрос погладил меня по волосам. Затем сказал тихо: - Тебе идут и цвета и ленты в косах. Но как же похож. Это ничего, что я вот так, неофициально, обращаюсь к нолдорану? - У нас будет, - ответил я, - семейный разговор. Зовите меня Артанаро - как тогда в Дор-Ломине. - Хорошо, Артанаро, - он указал мне на кресло, и сам сел напротив, после меня, - я знаю, зачем ты приехал. - Я думаю, что вам будет только лучше, если дети вернутся, - я запнулся, - вернутся в семью. Эти малыши из дома Нолофинвэ, они мне родня, и на Баларе им будет уютнее ожидать возвращения Эарендила. Их мать пропала без вести, и если мореход, вернувшись, узнает, кто тому виной, то нам не избежать очередной междоусобицы. Если же вы отошлете детей по собственной воле, это станет залогом мира - я постараюсь убедить родича отказаться от мести. Новое сражение только усугубит прежние беды, вы ведь понимаете, что я буду вынужден поддержать Эарендила? - Да, я понимаю, - сказал Майтимо все тем же тихим голосом, - а почему ты приехал сам? Почему не прислал гонца с приказом нолдорана мятежному лорду? Или просто с требованием? - Я не знал, каким будет ответ, - сказал я искренне, - его могло бы не быть вообще, и тогда... - Так было в Дориате, - Майтимо улыбнулся уголком рта, но улыбка вышла страшноватой, - Диор не ответил нам. - Либо вы ответили бы отказом... - Так было в Гаванях. Нам отказали...Ты пришел бы сюда с войском? - У меня не было бы выбора, - ответил я, вспомнив последний совет у Кирдана, ненавидящие глаза дориатрим, которые, казалось, говорили мне - ты тоже из рода братоубийц. Ворон ворону... - У нас тоже. И ты решил смягчить мое сердце отцовскими лентами в косах? - Я хочу остановить кровопролитие. Любой ценой. А оно неизбежно - даже если Эарендиль и не вернется в ближайшее время. Дориатрим остались без вождя, но у них есть кано, которые смогут собрать отряд, достаточный для штурма крепости. - Они считают, что мы с братом - звери, и истязаем детишек? - Они помнят о судьбе Элуреда и Элурина. Это не их вина... - И не моя! - крикнул вдруг Маэдрос так, что я вздрогнул, - не моя! Он встал и снова подошел к окну. - Ответ, - сказал снова спокойно, - я дам за обедом. Пусть присутствуют и те два... посланника. Я знаю, что один из них при мысли, что нужно обедать за моим столом, хватается за оружие, но я хочу посмотреть, на что он способен ради сыновей дориатской принцессы. Эленхир и Каменлин ждали меня в моих покоях. На мой рассказ они отреагировали вполне предсказуемо - Эленхир пожал плечами, покоряясь неизбежному, Каменлин же вначале заявил что никуда не пойдет, но я напомнил, что он нужен как свидетель, дабы рассказать своим землякам на Баларе об исходе переговоров. Стол накрыли в каминной зале. Из кано присутствовал лишь один Аркуэнон. Маэдрос на заставил себя ждать - он вошел чуть ли не следом за нами и предложил всем присесть к столу. Затем в дверях показался еще один нолдо, почти такой же высокий, темноволосый и тоже одетый в в черное. Он вел за руки двоих мальчиков-эльфов, похожих друг на друга как два яблочных зернышка. Дети выглядели старше, чем я думал, впрочем, это и неудивительно, учитывая долю человеческой крови в их жилах. Но с виду это были два маленьких эльфа, более похожих на нолдор, нежели на синдар. Обед прошел в гробовом молчании. Мальчики с любопытством поглядывали на меня - очевидно они уже знали о том, что на Амон-Эреб прибыл нолдоран. Каменлин не прикоснулся даже к стакану с чистой водой, в то время, как Эленхир невозмутимо отдавал должное угощению. Я заметил, что в отсутствие слуг, очевидно отозванных из залы нарочно, мальчики наперебой старались услужить Майтимо, помогая нарезать мясо, или достать из вазы фрукты. Выглядели они вполне веселыми и довольными собой. После десерта Маэдрос сказал все тем же ровным голосом: - Мы с братом посоветовались, и решили, что последуем совету нолдарана. Элронд, Элрос - вы отправляетесь на остров Балар, к морю. Там вам будет лучше, чем здесь - среди камней и лесов. Лорд Маглор опустил голову. Его пальцы музыканта сжались на серебряном кубке и тот понемногу утрачивал форму. Близнецы радостно заулыбались и защебетали. Они говорили, что очень хотят к морю - играть на теплом песке, смотреть на звезды и купаться в волнах прибоя. - В таком случае - вы поедете с нолдораном, - продолжил Маэдрос, - после того, как вас соберут в дорогу. - А вы поедете с нами? - спросил один из малышей. - Нет, - коротко ответил лорд. - А дядя Макалаурэ?- подхватил другой. - Нет. - Но вы к нам приедете - растерянные мордашки близнецов вытянулись, - скоро? - Да, - заговорил Маглор, - когда-нибудь. Приедем. У мальчиков явно пропало желание уезжать. Они немного посидели тихо, потом дружно расплакались. Маэдрос сказал брату на квэнья: - Уведи их. Пожалуйста. Аркуэнон вышел вслед за Маглором и близнецами. Маэдрос откинулся на спинку кресла. - Что вы хотели этим доказать? - наконец взорвался Каменлин - что ложью и обманом добились привязанности несчастных детей, которых же сами и осиротили? - Не ложью, - сказал Маэдрос, - и не обманом. Они плохо помнят штурм Гаваней - и совсем не помнят, что там произошло. Они спрашивали об отце и матери, мы сказали, что Эарендил уплыл на корабле, а Эльвинг превратилась в белую чайку и полетела за ним. Что они вернутся... когда нибудь. А пока мы, их родственники, будем заботиться о них. Сейчас, конечно, будет тяжелее - ведь мальчики выросли. Они будут тосковать по Амон-Эреб, но в конце концов забудут. Да и вы поможете им забыть нас, верно, Каменлин? Забыть и проклясть. Сейчас детей соберут в дорогу, а завтра с утра вы тронетесь в путь. Я принял верное решение, мой нолдоран? И вот тут я тоже принял решение, за которое меня действительно чуть не прокляли. Именно из-за этого решения дориатрим покинули Балар и ушли в леса Оссирианда, а лорд Кирдан долго совещался со своими приближенными насчет его правомерности, но так и не пришел к определенному выводу. - Лорд Маэдрос, - сказал я, - я рад, что вы меня поняли. Но дети не могут быть игрушками в руках взрослых, и не могут быть заложниками наших бед. Я разрешаю вам оставить сыновей Эарендила у себя до его возвращения. И заботиться о них так, как вы заботились до этого. Эти дети и так перенесли много несчастий - и мы не имеем права заставлять их страдать. Каменлин вскочил со стула и выбежал из залы. Он выехал из Амон-Эреб в тот же день, один, и, когда я вернулся домой, то меня ждала весьма прохладная встреча со стороны моих родичей-фалатрим. Впрочем - мать меня поняла. И уговорила лорда Кирдана принять мое решение как должное. Этому немало поспособствовал и Эленхир. Я покинул Амон-Эреб через несколько месяцев. За это время я успел подружиться с близнецами, и они полюбили меня как старшего брата. Феаноринги окружили меня почетом и всей роскошью, которая была возможна в твердыне. Здесь я впервые услышал, как поет лорд Маглор, которого мой отец, рассказывая о великом музыканте, тоже называл Макалаурэ, как и Элронд с Элросом. Побывал на охоте, убил волка и получил в подарок его выделанную шкуру, а к ней - еще пару медвежьих шкур, одна из которых до сих пор лежит на полу моей опочивальни. О прошлом я с родичами не говорил - как о плохом, так и о хорошем. Но, когда я прощался с Маэдросом, собираясь уезжать, он снял с груди небольшой медальон и со словами: "Тебе нужнее, Артанаро" повесил мне на шею. В медальоне был миниатюрный портрет отца. Я принял подарок, зная, какую ценность он представляет для Майтимо. И благодарен ему - ведь у меня не осталось ни одного портрета Астальдо. А Элронд с Элросом все таки прибыли на Балар - в сопровождении самых надежных эльдар из Амон-Эреб. Случилось это после взятия крепости морготовыми тварями. Феаноринги смогли вырваться из окружения и спасти своих приемышей. И они не стали рисковать, подвергая сыновей Эарендила опасностям жизни в лесах. О дальнейшей судьбе обоих лордов лучше не вспоминать - Клятва настигла их и в конце концов погубила. Судьба Элроса известна, а Элронд привязан ко мне как родной брат. Мы редко говорим о прошлом, но иногда я рассказываю ему о давних временах, о замке Дор-Ломин, руины которого ныне лежат на морском дне и о том, как рад я был, когда к нам нежданно приезжал рыжеволосый эльда. Мой названный брат молчалив и редко предается воспоминаниям. Но он часто наведывается в Эрегион, к Келебримбору, который очень похож на своего дядю Макалаурэ. А иногда, забывшись, пишет левой рукой...