Тим Эсгал "Atarinya" ч. 4

[nolofinve-zp]

Украинский оригинал - тут...
www.diary.ru/~nolofinve-zp/p166125823.htm
Поклонники Майтимо могут доставать платочки - уж больно жалостно)


Последние слова Эльронда заглушил звон мечей. Его сыновья, которым стало тесно в оружейной, выбежали на дорожку парка, увлеченно фехтуя. Нэрданель невольно вздохнула, вспомнив те далекие дни, когда ее муж учил сыновей и родственников Первого Дома владеть оружием.
- Нам пора, - сказал виновато гость, - сегодня вечером мы обещали быть у Великого Князя. Всей семьей. Мне приятнее было бы остаться здесь ...
- А как же бал и танцы до утра? - Спросила Нэрданель, улыбнувшись, - там обычно весело. Это я нигде не бываю.
- Я пробыл здесь несколько дней, - сказал Эльронд хмуро, - но мне уже кажется, будто в Тирионе танцуют на могилах родичей. О погибших не вспоминают - это неприлично. О жизни в Эндорэ не рассказывают - это неприлично. Вспоминать о князе Феанаро тоже неприлично, не говоря уже о его семье ...
- О, не суди родственников слишком строго, - грустно улыбнулась княгиня, - каждый из нас кого-то потерял, и многие винят в этом именно Феанаро ...
- Те, кто отсиделся здесь, сейчас решают о чем можно говорить, - сказал Эльронд с горькой насмешкой, - и какие петь песни ... Мне вообще не везет с песнями. Вчера был банкет у Олорина, и по просьбе Бильбо, певец перевел на Квэнья одно из его произведений.
- Старый ... хоббит сочиняет песни? - Спросила Нэрданель заинтересованно.
- О, это очень интересное и мудрое существо, - сказал Эльронд с неподдельной нежностью, - однако он считал, что сделает мне приятное, сложив песню о полете Эльвинг. Белая чайка с Сильмариллом на груди ... Я и в Ривендейле не мог слышать эту песню, а слушать доводилось, во имя все тех же приличий. Эстель помогал Бильбо в написании этой баллады, и почувствовал неладное, но он не знает правды. Я и ему не рассказывал того, что открыл вам. Дочери тоже. Равно как и Келебриан. Сыновья знают. И Галадриэль. Больше никто ...
- Кто это - Эстель? - Спросила Нэрданель, заинтересовавшись необычным именем.
- Мой приемный сын, - пояснил Эльронд, внезапно нахмурившись, - он Дунадан ... Человек.
Княгиня поняла, что в жизни ее гостя не одна тайна. У Эльронда, оказывается, была дочь, но она не прибыла вместе с ним на корабле ... Где она сейчас? Осталась в Эндорэ? Блуждает бесплотной тенью по туманным чертогам? Приемный сын-человек, чей век краток, словно вспышка пламени. Впервые Нэрданель пожалела, что почти ни с кем не общалась в последнее время и не расспрашивала тех, кто возвратился в Аман, как другие эльфы.
- Все это неважно ... сейчас, - сказал гость, будто услышав ее мысли, - однако, я прошу разрешения вернуться ... скажем завтра, и закончить повествование.
- Приходи, всегда, когда лишь только захочешь - сказала княгиня, - перед тобой и твоими родными у меня всегда открыты ворота.
Из дома выбежала Келебриан, свежая, словно цветок. Нежное личико ее сияло любовью и счастьем.
- Meldo, - позвала она Эльронда, - я спала не слишком долго?
- Как раз столько, сколько нужно, - улыбнулся Эльф, - твои сыновья успели разгромить оружейную великого Феанора.
- О, неразумные дети, для чего им здесь оружие? Я не люблю оружия, госпожа Нэрданель, хотя я и дочь воительницы.
Нэрданель нежно обняла еllet.
- Я тоже его не люблю, - сказала ласково, - но порой без оружия не обойтись.
- Здесь так уютно, - восхищалась Келебриан, а муж смотрел на нее, словно на любимое дитя, - так спокойно!Так безопасно! О, благословенная Земля ... Отец моей матери, князь Финарфин - настоящий светоч Тириона. А княгиня Эарвен похожа на Майэ, так она прекрасна. Единственное, чего мне здесь не хватало - вас всех. Тебя, Эллерондэ, детей, мамы, отца. Хвала Валар, мы наконец снова все вместе, кроме ... кроме Арвен. О, в самой большой радости есть капелька страдания. Но мне стыдно радоваться, госпожа Нэрданель, ведь ваше страдание очень велико.
- Однако, теперь в нем есть капелька радости, - сказала Нэрданель с легкой улыбкой.
Келебриан поцеловала ее в щеку и понеслась прочь, похожая в своем красочном наряде на большого мотылька. Нэрданель вспомнила, что эта хрупкая ellet год была рабыней орков, пока родные не нашли ее, и невольно вздохнула. Эльронд говорил, что ее сыну сотни лет снился Ангбанд, и та жуткая скала... Что снится Келебриан? Смогли ли сады Ирмо усыпить ее боль? И что произошло с ее дочерью ... Арвен? Кажется, Арвен ...
На третий день Эльронд пришел один, с каким-то тяжелым свертком, который оставил в прихожей. После обычного угощения Нэрданель сама начала разговор:
- Как же ты жил дальше, дитя мое? Неужели Майтимо все таки взялся учить тебя биться на мечах?
- Да, - ответил гость, и лицо его просияло от удовольствия, - как я гордился этим, вы даже не представляете. Собственно, учили нас оба брата - Маэдрос учил владеть мечом, а Маглор - голосом и арфой. Певец тоже неохотно брал учеников - он удерживался на грани черной тоски лишь усилием воли. Братья неохотно говорили об этом, но я понял из отрывков бесед, что у Маглора была супруга из Синдар, а может из Нандор, во всяком случае некоторые его песни посвящены были среброволосой красавице. Имени ее я не запомнил, а может при мне его и не называли, однако Маэдрос обмолвился как-то, что возлюбленная Маглора погибла при падении Химринга. Тогда же, когда и мать Лаирасула, и многие другие жены воинов. Гибель же трех братьев, которых называли шальной Троицей, подкосила певца и вовсе, а уж гибель близнецов Амбаруссар чуть не добила, если бы не Эльрос. Между этими двумя возникла какая-то ... мистическая связь. Мой брат чувствовал Маглора без оsanwe ... Просто чувствовал. Как и я - Маэдроса. Отцовская любовь к Эльросу вернула Маглору смысл жизни ... Ну, а что чувствовал Майтимо, глядя на меня и обучая меня владеть оружием - я не берусь угадывать.
Келебримбор сделал нам два меча, по руке и росту. Утром нас поднимали вместе с воинами, и мы шли учиться. Учил нас, как я уже говорил, Маэдрос лично, поэтому я до сих пор бью с левой лучше чем с правой. После того был завтрак, потом снова - мечи, обед, после обеда - занятия Квэнья, чистописание, чтение книг ... А после ужина нас звал к себе Маглор, и мы учились владеть арфой и голосом. Скучать нам было некогда - не то, что в Гаванях, где мы порой не знали куда себя девать от скуки.
Лишь один случай нарушил этот стройный порядок. Майтимо был замечательным рассказчиком, он часто повествовал нам, как Нолдор жили здесь, в Эндорэ ... Как воевали, как веселились в промежутках между боями и сражениями. Рассказывал о своих погибших братьях, не скрывая их недостатков и своей мучительной и горькой любви к своим младшим родичам. Рассказывал о своем отце Феаноре, о вас, о Тирионе. Ничего не приукрашая - одну лишь истину. Про меч у груди князя Нолофинвэ, про пылающие корабли Лосгара мы впервые узнали от него. Рыжеволосый Эльф ненавидел ложь, потому Повелителем Лжи был Моргот, его личный враг.
Больше всего Майтимо любил рассказывать о Фингоне Астальдо - спасителе, побратиме, родиче. Он знал и его сына, того, который жил сейчас на острове Балар. Майтимо показывал нам свои рисунки - он прекрасно рисовал своей загрубевшей от оружия левой рукой. На рисунках темноволосый улыбающийся Эльда держал на руках малыша, который звонко смеялся, играясь его косами. Был и еще один рисунок - Майтимо и малыш Эрейнион сидели подле дерева, и Эрейни держал в руках рыжего бельчонка. Маэдрос сказал, что племянник всегда называл его: «Рыжий и пушистый», а еще - «Майтимо-бельчонок».
Однажды, после того, как Маэдрос признался нам в любви к этим зверушкам, мы с братом решили подарить ему белку. Наверное не надо обьяснять, что Эльрос очень изменился за время жизни на Амон-Эребе. Из нежного отрока медленно но верно выростал воин, а моя вспыльчивая натура под влиянием песен Маглора немного смягчилась, и мы все больше и больше становились похожими друг на друга.
Эту вылазку мы задумали вдвоем. Майтимо часто водил нас к озеру, неподалеку от холма. Ходили мы туда только вместе со взрослыми - или с братьями Феанорингами, или с кем-то из воинов. Не то чтобы они боялись, что мы сбежим - времена были неспокойные. Блуждающие Лаиквенди рассказывали о том, что орочьи стаи снова начали появляться в этих лесах. Эльфов защищал сам лес, могучий лес Восточного Белерианда. Однако, твари пытались что-то вынюхать - наверное Ангбанд, оправившись от потерь Последней Битвы (народы Средиземья проиграли ее, все так, но и нечисти стало гораздо меньше) готовился нанести удар с целью полного уничтожения тех, кто так и не покорился ему.
Но мы сбежали к озеру одни, с невинными личиками заявив часовым, что князь Маэдрос ожидает нас на берегу. Мы рассчитали, что успеем приманить зверушку - зверьки охотно шли Эльфам в руки - и вернемся заблаговременно, пока нас не успели хватиться.
Придя к озеру мы пошли берегом и время от времени подражали цоканью белки. Зверьков не было - однако мы не теряли надежды, и тут же начали играть в лазутчиков.
Лазутчики из нас были неважные - тех двух Эльфов мы просто не заметили. Они словно отделились от деревьев. Одеты они были как Лаиквенди, в коричневое с зеленым, но косы у них были с серебристым отливом, как у Синдар, или Нандор. И лица у них были похожи как две капли воды. Близнецы ...
Мы не испугались - с чего бы это. Единственное, что могло нам грозить от сородичей - это то, что cano синдарской стражи Меретир пришлет отряд, чтобы освободить нас. Освобождаться мы сейчас решительно не хотели - жизнь на Амон-Эребе устраивала и меня, и брата.
Однако, эти Эльфы нам были незнакомы - среди Синдар Меретира не было двойняшек. А они с любопытством рассматривали нас.
- Вы из того городища, маленькие Нолдор? - Спросил один из них.
- Из него, - охотно ответил Эльрос. Сколько я ему говорил, чтобы придерживал язычок.
- А как вас зовут?
- Я - Эльрос, - сказал брат доверчиво, - А это - Эльронд.
- А кто ваш отец?
- Эарендиль, - сказал брат, - он пропал в море ... Давно. А маму звали Эльвинг ...
Эльрос сказал - звали ... Будто о погибшей. Для нас мама умерла в тот момент, когда отшвырнула нас с дороги, спасая камень Феанора.
- Эльвинг? - Воскликнул один из двойняшек, - так вы ее сыновья! Так это правда, что вы заложники у этих чудовищ ....
- Все в порядке, - сказал второй, и попытался меня обнять, - мы свои ... Мы из Дориата ...
- Дориата давно нет, - сказал я мрачно. Из-за язычка Эльроса мы попали в беду - и я это чувствовал.
- О да, - заторопился первый из двойняшек, - но ведь мы, мы родом из Дориата, и ваши родственники, злосчастные дети. Я - Элуред, а это - Элухил. Мы - сыновья Диора и братья вашей матери!
- Так вы не погибли в лесу? - Вырвалось у меня.
- Нет, - Синда чуть не плакал от искренней радости, - нас подобрала семья блуждающих Лаиквенди. О, какое счастье, что мы вас нашли. Пойдем, пойдем подальше отсюда.
Вот это в наши планы как раз не входило. С одной стороны я, конечно, обрадовался, увидев маминых братьев, которых она всегда вспоминала с любовью. А с другой стороны ... Я не хотел покидать Амон-Эреб. Я не желал оставлять Маэдроса наедине со снами об Ангбанде - каждое полнолуние я ночевал в его покоях, отгоняя ночные кошмары. Я хотел стать мастером меча, а брат ... Брат наверняка мечтал превзойти Маглора в искусстве пения. Он тоже не хотел покидать учителя и доброго друга.
И тут мы услышали знакомый голос. Майтимо не шел - бежал лесом к озеру, зовя нас. Он выбежал на открытое, это он, который всегда ходил, сливаясь с тенями деревьев ...
Диоринги тоже его увидели. И узнали.
- Наконец-то мы отомстим, - прошептал Элуред, а Элухил молча сорвал с плеча лук. Я тут же вошел в оsanwe с Эльросом. Это были уже не шутки - настоящая беда. Майтимо нужно было спасать.
- Эллерондэ! - Крикнул Маэдрос, - Эллеросэ! О, неразумные дети ...
- Аtarinya! - Закричал я на Квенья, - Аtarinya!
Близнецы подняли луки. И в тот же миг мы бросились на них, подбивая руку, сбивая прицел. Диоринги растерялись - нужно было видеть их лица. Известно, что Эльфы промахиваются из лука очень редко, а Синдар - никогда, однако, они промахнулись ... Почти.
Маэдрос преодолел расстояние между нами с невероятной скоростью ... Он схватил одного из Синдар за капюшон - мы ведь так и висели у Диорингов на руках, вцепившись в них, словно щенки, и ударил по голове обрубком правой руки. На искалеченной руке Майтимо всегда носил если не металлическую накладку, то кожаный чехол с металлическими заклепками. И то и другое он мог использовать как оружие. К счастью Диорингов, в тот раз у него был на руке чехол. Второго брата он оглушил еще быстрее, потому что мы повалили родича в траву да еще и упали на него.
Маэдрос осмотрел нас, тогда - недвижных близнецов-Синдар и сказал не сердито, но укоризненно:
- Глупые Нолдор, я же не велел вам выходить самим за ворота ... Хорошо, что вы встретили Эльфов, а не каких-то тварей, а то и злых Людей. Кто эти Эльфы? Воины Меретира?
- Нет, - ответил я, с ужасом глядя на левое плечо Майтимо, в котором торчала синдарская стрела, - они ... Они наши родственники. Это сыновья Диора, братья нашей матери ... Ну, Элуред и Элухил ... Те самые ...
Валар свидетелями, если бы я раньше не верил, что Маэдрос не имел отношения к тому злодеянию, то поверил бы сейчас, увидев на его лице облегчение и радость.
- Хвала Валар за их маленькие милости, - сказал он, - по крайней мере мы не детоубийцы. Это замечательная весть ... Однако, от вас я не ожидал такого поступка. Если вы хотели встретиться с родственниками, или даже уйти с ними, то должны хотя бы предупредить меня.
- И вы бы нас отпустили? - Вырвалось у меня, - а как же Сильмарилл?
- О, Сильмарилл, - радостная улыбка моего князя медленно угасла, - не думаю что ...
Он не договорил, но я понял его. Майтимо уже не верил в самую возможность обмена. Не верил, что Эльвинг обменяет камень на ... на нас. Я уверен - она не обменяла бы Сильмарилл даже на нас и на Елуреда с Елухилом вместе взятых.
- Майтимо, - быстро заговорил я, - клянусь, мы не знали, что они здесь ...
- Мы хотели сделать вам подарок, - перебил Эльрос, - белочку. Рыжую да еще и пушистую ... И неожиданно выпустить в трапезной во время обеда ...
- Дети, - покачал Майтимо головой. Он заметно побледнел, кровь пропитала рукав коричневой куртки, а Диоринги должны были вот-вот прийти в себя. Я не желал их гибели, но за Майтимо ... Я дрался бы с ними, несмотря на разницу в возрасте и росте. Они ... Они были мне ... чужими. Как и Эльвинг. Разумом я понимал, что это моя кровная родня, но мое сердце сжималось от боли, когда я смотрел на раненого Феаноринга.
- Дитя мое, - сказал он мне, - ты тверже духом, поэтому должен мне помочь. Стрела ...
- Я выну, - сказал я. Руки у меня тряслись, но я храбро взялся за древко.
- Не тяни на себя, - ровно сказал Маэдрос, - стрела пробила мышцу, и только, но дернув ее обратно, ты усилишь кровотечение и расширишь рану. Протолкни ее вперед - пусть наконечник выйдет с той стороны. Надеюсь, эти сыновья Диора ничем его не смазали ... по дориатскому обычаю.
Я протолкнул ... Сколько потом мне приходилось удалять стрел и из собственного тела, и из тел моих воинов ... Это был мой первый урок ...
- И довольно жестокий, - вздохнула Нэрданель. Она словно видела перед собой побелевшее от боли лицо сына, которому удаляет из раны стрелу подросток-Эльда.
- О да, - согласился гость ... - Я не задавал вопросов, не знал, почему Маэдрос не послал одного из нас за воинами, не приказал связать этих двоих... хотя бы тетивами луков. Я продвигал стрелу в ране ... А тогда обломал ее у тонкого конца и осторожно вытащил из раны, не касаясь наконечника.
- Теперь, милый, - ласково сказал Майтимо, который во время всей этой операции даже глаза не закрыл, - оторви мне от рубашки кусок полотна и останови кровь. Я скажу тебе, где завязать. Ты умница, Эллерондэ, ты ведешь себя как истинный Нолдо-воин. Затягивай ... Вот здесь ... Сильнее. Ладно. Теперь раненый не изойдет кровью и даже вновь сможет идти на битву.
Эльрос сидел рядом, и я видел, что брат вот-вот сомлеет. Этого только мне не хватало. Я боялся всего ... Боялся, что опомнятся Диоринги - я вовсе не желал им зла, и не хотел, чтобы Майтимо их покалечил. Но я также не хотел, чтобы они убили рыжеволосого. Братья стреляли на поражение - между глаз и в горло. Не их вина в том, что они промахнулись.
Майтимо в это время встал.
- Эллероссэ, - сказал, - Собери луки, колчаны со стрелами и вынь у этих достойных Эльфов ножи из ножен.
Эльрос так и сделал.
- Видишь вон то дерево, - сказал князь, - залезешь на него?
- Конечно, - сказал брат, который всегда прыгал по веткам, как та самая белка, которую мы хотели поймать.
- Залезь-ка повыше и там все это и повесь. Негоже оставлять Эльфов без оружия - времена нынче тревожные. Кстати - там сидит белочка. Рыжая, да еще и пушистая ...
Эльросу было уже не до белок, однако приказ он выполнил и прибежал назад со зверушкой на плече.
Между тем братья опомнились. На них жаль было смотреть.
- Зачем вы это сделали, - спросил нас Элуред, - он был бы уже мертв. ...
- Этот Эльда со своим братом, - сказал я, - заменили нам отца и мать. Я признаю свою родню по крови, но узы названного отцовства сильнее ее голоса.
- Я посоветовал бы вам - сказал Маэдрос вкрадчиво, - убраться отсюда подальше, о, сыновья Диора, и больше не возвращаться к холму Амон-Эреб ... Иначе вы рискуете получить в ответ на свой одиночный выстрел залп из нескольких луков. Эти двое детей останутся здесь по собственной воле. Вы слышали, что сказал Эльронд.
- Это колдовство! - Воскликнул Элухил, - это нолдорское чародейство! Ты заколдовал наших племянников, рыжий!
- Возможно, - улыбнулся Майтимо, - однако это дела не меняет. Удачи вам, о сыновья Диора. Вы даже не представляете, как я счастлив, увидев вас живыми и здоровыми. Синяки и шишки быстро заживут.
С этими ехидными словами Маэдрос взял Эльроса за руку, а я вцепился названному отцу в его кожаный нарукавник. Белочка прыгнула Майтимо в плечо и спряталась в густых волосах. Мы повернулись спинами к моим родичам и пошли в сторону твердыни. Ох, как мне хотелось оглянуться, чтобы убедиться, что близнецы не добрались до луков ... Однако, братья если и сняли уже с верхушки дерева свое оружие, то не решились нас преследовать.
Несколько дней мы искупали свою вину.
Майтимо возлежал на ложе, хотя Аркуэнон, его «правая рука» обмолвился однажды, что подобная рана не заставила бы князя даже сойти со стены твердыни во время битвы. Я носил ему обеды, Эльрос играл на арфе. Вечером я читал раненому книги философа Румила. Было полнолуние, Итиль смотрел в окно покоя, однако Эльф с ангбандским клеймом на груди спал спокойно, с улыбкой на устах. А рана ... рана затянулась быстро, как всегда затягиваются раны у сильных и не истощенных Эльдар.
С тех пор я начал называть Майтимо «аtarinya». Маглора я так почему-то не звал, однако его так называл Эльрос ... Он был очень привязан к Майтимо, но своего Макалаурэ обожал безмерно.
Следствием нашей встречи с родственниками было то, что однажды к нам пожаловал князь Лаиквенди Орофер. Лаиквенди вообще-то давно отделились и от Синдар, и от Нандор, и князей своих у них не было, но с приходом Нолдор, многие Зеленые Эльфы, движимые любопытством и жаждой приключений стали союзниками Амрода и Амраса. Рыжеволосые близнецы быстро научили их искусству войны, и из среды Лаиквенди вышло несколько князей, принимавших участие в сражениях и бывших неплохими воинами ... под руководством Нолдор. Самостоятельные решения Лаиквенди давались тяжело, а дисциплина - еще труднее. Вот и Орофер погиб сам и погубил своих лучников из-за отсутствия воинской дисциплины.
Однако, это случилось гораздо позже. А тогда Орофер прибыл к нам с сопровождением из лучников-Лаиквенди и со своим сыном - симпатичным подростком-Эльфом, сверстником Лаирасула. Подростка звали Трандуилом, впоследствии он стал мне лучшим другом ... особенно после того, как я потерял почти всех родственников и друзей, а его сын, Леголас, отличился в Войне Кольца. После всех церемоний, Орофер вежливо поинтересовался у Маэдроса, который и принимал гостя, судьбой заложников из Гаваней. Мы тем временем вместе с Лаирасулом и Трандуилом жизнерадостно носились по трапезной, пытаясь поймать все того же юркого бельчонка. Посмотрев на наши с братом счастливые лица, Орофер пожал плечами, и поведал, что воспитанники одной из семей Зеленых Эльфов требуют от него объявить войну Нолдор с холма Амон-Эреб за то, что те, мол, издеваются над малолетними сыновьями Эльвинг. Поскольку он, Орофер, видит, что с маленькими заложниками, о которых шла речь, все хорошо, мало того - они сами хотят остаться в городище, то ни о каких боевых действиях не может быть и речи. Более того, он покорнейше просит великого Маглора взять в обучение его сына Трандуила, а вообще-то хотел бы, чтобы мальчишка владел как арфой, так и мечом.
Маэдрос к концу этой тирады едва сдерживал смех, и все таки прыснул серебристым смешком. После он объяснил мне, что хитрый Лаиквендо нашел способ угодить обоим сторонам. Диорингам он скажет, что не может воевать с Нолдор, ибо они оставили у себя его сына, а Трандуил тем временем будет учиться в Маглора играть на арфе, ну, а владеть мечом придется обучать юношу ему, Маэдросу.
Собственно так и произошло. Мои родственники больше не посещали Амон-Эреб, а юный Трандуил со временем стал одним из самых утонченных князей Эндорэ; о его же дворце в таинственном лесу, полном опасностей, говорили, что это - второй Менегрот. К сожалению, он не очень-то любит вспоминать о том, кто учил его владеть мечом, пером и арфой. Вот только меч он лучше держит в левой руке ... Как и я.
А теперь, amme, я расскажу о самом главном. Почему я не верю в справедливость ... Я носил это в себе две эпохи. Меня звали Эльрондом Мудрым, у меня действительно хватило мудрости на то, чтобы держать себя, и не рассказывать о пережитом.
Шло время, из двух маленьких Эльфов мы с братом превратились в стройных подростков, того возраста, когда Эльф уже не ребенок, но еще и не взрослый. Когда с виду он является мудрым бессмертным существом, но мудрости той в нем - ни на грош. Мудрость приходит с веками, да и то не ко всем. Некоторые из нас сотни лет только поют да танцуют, не думая, и не желая совершенствоваться. Потому что у нас впереди вечность ... Это слова Майтимо - о вечности, у него с этим высказыванием было, видимо, связано некое тяжелое воспоминание, а потому произносил он его с горькой иронией.
Наступили дни, когда мы начали ощущать дрожь земли и какую-то странную тревогу. Она, эта тревога, носилась в воздухе, к городищу подходили испуганные животные, птицы садились нам на руки и что-то пытались рассказать. А однажды утром к Амон-Эребу прибыла эльфийская дружина.
Это были Нолдор, молодые, спокойные, сдержанные. Над их головами развевался синий стяг с серебряными звездами. Их командир проехал в открытые настежь ворота и соскочил с коня, а Маэдрос уже шел ему навстречу, чего никогда не делал для нечастых гостей, остановился напротив молодого Эльфа, косы которого были перевиты серебряными лентами и уже начал было склонять колено, но командир схватил его за плечи, и не дал поклониться.
- Дядя Майтимо, - сказал он, - милый дядя ... Рыжий, да еще и пушистый ...
- Эрейни, - сказал Маэдрос растроганно, - мальчик мой, как же ты вырос ...
Они не виделись давно, очень давно - с самой Дагор Браголлах, когда путь между Хитлумом и Химрингом был перекрыт орочьими ордами. Сын Финдекано был невероятно похож на своего отца, так, по крайней мере, рассказывал Маэдрос, вот только глаза у князя Фингона были синими, как грозовое небо - наследие матери Финголфина, которая была из Ваниар, а Эрейнион унаследовал серые холодные глаза Нолфингов.
Вечером, на праздничном ужине, Эрейнион сказал притихшим Нолдор Первого Дома:
- Мои родственники ... Я не буду ныне напоминать вам о Гаванях, и взятии заложников. Исправить уже ничего нельзя, тем более, что хвала Богам, сыновья Эльвинг не пострадали. Сейчас у нас общие заботы - я узнал от своих лазутчиков, которых посылал к заливу Дренгист, что Запад наконец пришел нам на помощь. На восточном берегу высадилось войско, говорят, что состоит оно из Ваниар и тех Нолдор, что осталось в Тирионе. Кроме того - в войске множество Маяр, воеводой является Эонвэ, любимец великого Манвэ и его глашатай, возможно - даже сам Вала Тулкас примет участие ... Мы выступаем на север, и зовем вас с собой.
Мы выступили на следующий же день ...
Городище опустело, беременных женщин и детей, которые не могли идти за войском, Эрейнион отправил под охраной в Гавани. Оттуда они должны были переправиться на Балар, и жидать, чем это все закончится. Вместе с Нолдор Эрейниона шли Фалатрим князя Кирдана, жаждущие расквитаться с Ангбандом за близких, погибших в последней битве, и при падении Бритомбара и Эглареста. В войске юного короля были также те Нолдор из Третьего Дома, которым удалось уцелеть после падения Нарготронда, а также наши с Эльросом земляки-гондолинцы. Они надеялись, кроме всего прочего, спасти из ангбандских темниц своих пленных родичей. Когда рядом развернулись знамена дома Феанаро, кое-кто проводил их неприязненным взглядом, однако особых столкновений не произошло - не до того было.
О, как мы мчались, мчались верхами, почти не останавливаясь. Леса закончились, дважды нам пришлось прорубаться сквозь орочьи стаи, и тогда мой клинок впервые попробовал их черной крови. Потом мы увидели холм, на нем - развалины величественной твердыни. Близко не подъезжали, однако Майтимо сказал мне, что это - Химринг.
Быстрее ... Быстрее ... Мы неслись мимо поселений вастаков ... Людей старались не трогать - их короткий век исключал любую месть. А вастаки страшились нашего войска, которое мчалось, словно подхваченное ураганом.
Многие женщины-Нолдэ ехали вместе с воинами. На одном из привалов Майтимо познакомил меня с эльфийкой, чьи волосы сияли сразу и золотом и серебром. Госпожу эту звали Артанис ... Артанис Нэрвен Алтариэль, Галадриэль на синдарине. С нею ехали муж и дочь. Синда Келеборн - так звали дориатца - был не в восторге от этого путешествия. Впоследствии Келебриан призналась мне, что ее мать ушла за войском против воли мужа, да еще и взяла с собой ее, на ту пору еще совсем юную деву. Злополучный Синда, миролюбивый от рождения (Келеборн не принимал участия ни в одной битве, как впрочем, и большинство уцелевших дориатцев) вынужден был сопровождать жену и дочь к стенам Ангбанда. На Феанорингов он вообще смотреть не мог, а Артанис (я говорил, кажется, что она не любит своего синдарского имени) на привалах часто приходила к нам в гости.
Вообще, у Майтимо собирались все, кто остался в живых из нолдорской знати ... О, как же их было мало ... Майтимо, Макалаурэ, Келебримбор - Первый дом, Эрейнион, его сестра Эрнис и мы с Эльросом - Второй Дом (старшее поколение Второго Дома погибло все), Артанис и Келебриан - Третий Дом ... Распри и споры были забыты - мы сейчас были одним.
Анфауглит - выжженная степь. За годы, прошедшие после Дагор Браголлах, он покрылся травкой, зеленой, нежной, робкой. Мы неслись вперед ... Земля дрожала под ногами, раскачивалась, словно палуба корабля. Еще одна орочья стая, и конница просто с марша разворачивается для атаки ... Меч у меня в руках. Я - воин, я - мститель за тех, кого не знал, но кого успел полюбить. Прорвались ... И Майтимо кричит в хмурые небеса имя Финдекано, погибшего здесь, где-то здесь ...
Эльронд прервал рассказ. Закрыл лицо руками ...
- Мы опоздали, - сказал глухо, - это была не наша битва ... Мы, Нолдор, которые пошли за Феанаро, должны были только лишь гиднуть - от оружия, пыток и горя ... Мы не должны были побеждать - за нас это сделали другие. Те, кто не решился пойти в Исход, одержжали победу - плод наших пятисотлетних усилий. Ибо они были послушными ... Мы прибыли в Дор Даэделот уже после взятия Ангбанда ...
- Это Майтимо говорил тебе эти слова? - Осторожно спросила Нэрданель.
- Нет, не он ..., - сказал Эльронд, - о, да, я дитя перед вами, и перед ними. Не мне бы это говорить. Я родился в Гаванях, а не в Тирионе, я не плыл на кораблях, отбитых у Телери, не жег те корабли в Лосгаре, не шел по льду Хелькараске... Но ведь он... Он же мог предупредить ...
- Кто он?
- Эонвэ, - выдохнул Эльронд, - у них же были орлы ... И палантиры ... У нас был палантир - на Амон-Эребе и у князя Кирдана. Мы успели бы, если бы выступили раньше, всего лишь на несколько дней ...
Когда мы прибыли - все было уже кончено. Мы разбили лагерь - неподалеку лагеря победоносного войска. Эрейнион пошел к князю Финарфину - здесь его зовут Арафинвэ. Вместе с Артанис ...
Ясное дело, что их приняли с почестями, и трудно себе представить радость Арафинвэ, который уже не надеялся встретиться с дочерью. Князь Тириона, Великий Князь Нолдор, принял и нас всех - то, что осталось от нолдорской знати. От него мы с Эльросом узнали, что наши родители живы, что мать осталась в Валиноре, а отец, Эарендиль, здесь, и что он великий герой, победитель дракона Анкалагона.
Моргота взяли в плен, Эльдар ходили смотреть на него, особенно те, кто родился в Эндорэ и не мог видеть Валу Мелькора. Майтимо колебался, а потом они с Маглором пошли сами и повели нас. Закованный в кандалы и ошейник великан произвел на меня огромное впечатление - это действительно был сгусток зла, но зла, которое притягивало и завораживало. Он узнал Маэдроса, еще бы. И сказал ...
- Те слова? - Спросила Нэрданель грустно.
- Те слова ... А потом засмеялся так, что у меня чуть не заложило уши, и спросил у Маэдроса: «Злорадствуешь, эльфенок? Смотри внимательно, Майтимо, может быть тебе теперь перестанут сниться мои темницы. Однако есть одна вещь, которая всегда будет тебе напоминать обо мне - клеймо раба на твоей груди ».
Майтимо не ответил. Он стоял, словно прислушиваясь к чему в глубинах своего духа. Потом улыбнулся насмешливо, обнял меня за плечо левой рукой и повел прочь.
Вы не поверите, amme, но я почувствовал, да почувствовал злобу Моргота. Что-то в поведении Майтимо так рассердило божественного пленника, что он даже зарычал от ярости.
- О, он ужасен, - еле выговорил я после, - князь Финголфин был великим воином, если решился вызвать на поединок это существо... Но вы его разозлили, Моргота ... Чем, аtarinya?
- Тем, что не злорадствовал, - ответил Майтимо медленно, - у меня нет жалости к нему, но нет и злорадства.
А земля продолжала дрожать, горы гремели обвалами, а потом, после очередного землетрясения неподалеку запахло морем ...
Море ... Оно подступило так близко. Лагерь несколько раз переносили с места на место, земля дрожала ... Поговаривали, что это следствие вмешательства Стихий, и что часть Белерианда затопит вода.
И вот здесь они впервые заговорили о Сильмариллах.
Они - это Майтимо и Макалаурэ. Как-то вечером мы лежали в их палатке и слушали этот разговор, мы ведь были их пажами и оруженосцами. Лаирасул, как и Наурон, оруженосец Макалаурэ, получили статус дружинников.
Сильмариллы были у Эонвэ - их вынули из венца Моргота, из того венца, который превратили в ошейник. Я до сих пор с ужасом вспоминаю хозяина Ангбанда - Саурон по сравнению с ним малое дитя. Мне приходилось видеть освобожденных пленников - никакие сады Ирмо не вернут им спокойствие духа. Одна только сила воли, возможно. Как у Майтимо ... Только она.
Итак, Камни ... Братья решили идти к Эонве и требовать у него свою собственность. Вы же знаете, amme, что они были правы - владельцем вещи по нашему обычаю является ее творец, или тот, кому творец завещал свою работу. Даже подаренную кому-то вещь творец мог потребовать назад - правда, никто этим правом никогда не пользовался. Гномы добавили к этому право покупателя, однако, когда они напали на Тингола, они как раз и требовали у него Наугламир по праву творцов, забыв о том, что Финрод Фелагунд, первый владелец Наугламира, щедро расплатился с гномами за работу. «Фелагунда нет, - говорили гномы, - завещания он не оставил, следовательно Наугламир наш.»
На следующее утро братья собрались и пошли. А вернулись вечером ...
В палатке были только мы - хвала Валар за их маленькие милости ... Феаноринги вошли со спокойными лицами, Майтимо даже улыбался уголком рта. И вдруг Макалаурэ упал на расстеленные одеяла, рухнул как сломанное деревце - и застонал, не от боли, от унижения и позора.
Они не говорили, что там было, вслух не говорили, но я посмотрел в глаза аtarinya и оsanwe рассказало мне все ... И то, как они шли лагерем, а на них смотрели Эльдар из войска Эонвэ ... Воины-Ваниар в сияющих кольчугах, Нолдор из Тириона. И сколько они ожидали, пока их соизволили принять. И про короткий разговор, в котором им посоветовали вернуться в Валинор на суд Валар. И о том, как они вышли из той палатки просто в толпу любопытных, и кто-то уже назвал их братоубийцами, словно бросил в спину камень ... И как все рассматривали их кольчуги из махтановой стали, потускневшие от времени и своей и чужой крови, и простенькие шерстяные плащи, крашеные червецом в багряное, и как некий майя из приближенных Эонвэ произнес поучительную речь о посрамлении гордыни ... У Майтимо, моего аtarinya, хватило душевных сил на пренебрежительную улыбку, и на поддержку брата, с которым он все время держал осанвэ. Они покинули лагерь победителей, а некоторые из прибывших не постеснялся еще и сказать, что этим князькам было тесно в Тирионе, они искали себе земли и власти, а сейчас они могут назвать своей только ту землю, на которой стоят.
Прибежал Эрейнион, он был тогда у Арафинвэ, и поздно про все узнал. Он обнял Майтимо, но мой аtarinya сказал тихо, но твердо:
- Эрейни, милый, ты же знаешь, что я не терплю, когда меня жалеют.
Два дня Макалаурэ не выходил из палатки. Эльрос был у него, а я ходил за Майтимо хвостиком и пытался услужить как только мог. Ночью Феаноринги долго шептались, я разобрал только, что Макалаурэ готов уже вернуться и пойти на этот суд Валар, а старший с ним не согласен. Вспоминали они Феанаро и погибших братьев, и ту Клятву, которую Майтимо мне как-то повторил, а я запомнил ее дословно ... Утром они уже были спокойны и и даже улыбались - видимо о чем-то договорились. Спрашивать мне было неудобно - обычно у аtarinya не было от меня тайн, но сейчас ...
На третью ночь я проснулся словно от толчка. Эльрос тоже уже сидел на своем одеяле. Земля снова вздрогнула, землетрясения продолжались время от времени, но не это разбудило меня. Феанорингов не было в палатке, это еще ничего не значило, они могли куда-то выйти, может проверить стражу, ибо вокруг лагеря бродили уцелевшие орки, перепуганные, но еще опасные. И тут я подскочил, словно ошпаренный, увидев подле себя медальон, который отдал вам, amme. Медальон Майтимо, где он хранил то, что осталось от его семьи. Все поняв, я открыл защелку. Прядей волос вокруг вашей было семь ...
Я надел цепочку с медальоном на шею. Эльрос, уже вооруженный, протянул мне меч. С кем мы хотели драться? Я не знаю ... С судьбой, с проклятием Судьи, с самым Эонве. Я знал одно - что больше не позволю его унижать ... не позволим унижать их. Мы с братом сейчас думали словно одной головой - слова были не нужны, оsanwe тоже ...
И мы опоздали, на добро или на беду - не могу сказать. Когда мы выбежали из лагеря, нашего небольшого лагеря, казавшегося таким невзрачным рядом с лагерем войска с Запада, то почувствовали их обоих ... Феаноринги шли в обход нашего лагеря, в направлении горной гряды, которая медленно становилось скалистым морским берегом. Долины за ней уже затопило море, а скалы все дрожали, и из трещин в земле вырывался огонь.
Севернее грохотал Тангородрим - вулкан извергался, выплескивая из себя остатки лавы туда, где некогда находился Ангбанд. Словом, ночка была ... Но мы не испытывали страха, мы бежали, словно гончие по следу. И вдруг почувствовали - братья разделились ...
Эльрос сразу же свернул налево, я направо ... Я уже говорил вам о мистической связи: мы даже не усомнились в том, что выбрали правильное направление. Я бежал вперед, бежал из последних сил - и вдруг увидел среди скал знакомую высокую фигуру ...
- Аtarinya! - Закричал я, - аtarinya!
Майтимо остановился ... Он был одет как воин, все в ту же старую кольчугу и червленый плащ. Медленно повернулся ко мне ... В стиснутой левой руке что-то сверкнуло.
О, я сразу узнал этот блеск, знакомый мне с детства. Я бросился к Майтимо, и аtarinya улыбнулся мне, устало и как-то растерянно.
- Дитя мое, - сказал, - зачем ты пошел за мной?
- Я боялся за вас, - выдохнул я, - я хотел помочь вам ... Но вы ... Как вам удалось?
- О, - сказал Майтимо с усмешкой, - воинам с Запада требуется воинская выучка ... Мы с Макалаурэ обезвредили часовых голыми руками ...
Я задрожал.
- Никого не убили, - сказал Феаноринг ласково, - успокойся.
- У вас кровь на кольчуге, - прошептал я.
- Моя ... Я не мог даже меча добыть ... с Сильмариллом в руке. Оно и к лучшему. Однако, тебе не следует быть здесь дитя мое. Возвращайся в лагерь.
- А ... А вы?
- Сыночек, - сказал Майтимо, - я должен вернуть Феанаро его камень.
Я понял и испугался.
- Не покидайте меня, - сказал, - пожалуйста ...
- Я должен, милый. Клятва...
Что-то запекло мне в груди, и я сказал:
- Наверное, камень Феанора - большая драгоценность. Из-за одного из этих камней нас покинула мать, бросила на произвол судьбы, чего еще не делала по собственной воле ни еllet. Теперь меня покидаете вы, аtarinya ... Что ж ... Идите в Туманные Чертоги, но знайте - у вас нет сына ...
Майтимо сел на плоский камень, а я остался стоять. Отблески пламени из трещины неподалеку танцевали на его лице.
- Дитя мое, - сказал он, - неужели ты думаешь, что мы с братом были способны похитить Сильмариллы из шатра Эонве и исчезнуть оттуда как тени? Нет, нас заметили, и мы уже стали спина к спине и приготовились к последнему бою, но тут появился сам Эонвэ и велел пропустить нас. Он сказал, сынок, что нечистые руки не смогут удержать Сильмариллы, благословенные самой Вардой Элентари. И Эльдар расступились перед нами, и мы смогли уйти ...
Мы были так возбуждены, что не чувствовали боли, но потом почувствовали ее сполна. Посмотри сюда, дитя мое ...
Он осторожно положил самоцвет на камень рядом и вытянул левую руку. Я с ужасом увидел почерневшие пальцы и ожог на ладони. Словно клеймо ...
Все злые мысли исчезли из моей головы, словно дым. Я опустился на колени, рядом, и осторожно прижался щекой к этой израненной руке.
- Дитя мое, - тихо заговорил аtarinya, - я думал все эти годы, много думал - почему сбывается проклятие ... Почему нам до победы всегда не хватало таких мелочей: часа времени, лишней сотни воинов ... Почему жизнь протекла сквозь пальцы - как пыль, как сон ... Из-за нашей гордыни, как говорит Эонвэ? Гордыня была, чего таить, однако была и просто гордость, и сила тоже была ... И понял, наконец - все это случилось из-за одной ошибки. Ошибки нашего отца - великого Феанаро. Ты хорошо помнишь Клятву, сынок?
- От слова до слова, - прошептал я.
- Повтори ее передо мной.
- Пусть, - произнес я страшные слова, звучавшие здесь, в этом месте словно удары колокола,
это создание будет нам врагом или другом,
служить Тьме, или Свету,
окажется отродьем Моринготто,
или творением Светлого Валы,
Мая, Эльда, или тем, кто придет за нами,
еще не пробужденным смертным существом,
должны знать они,
что ни закон, ни любовь, ни братство,
ни видимый ужас, ни опасность, ни сама Судьба
не защитит от Феанаро и его сыновей
того, кто будет хранить Сильмарилы в потайном схроне, в собственном доме,
или просто держать в руках.
Мы клянемся родом всем,
что до конца своих дней мы будем нести ему погибель,
и преследовать его до конца света.
Наше слово слышит сейчас Всевышний Эру
и Предвечная Тьма, которая примет душу клятвопреступника.
Свидетели же Клятвы - священная гора Таникветиль,
и Манвэ Сулимо да Варда Элентари!
- Я учил тебя, дитя мое, родословной и истории рода Финвионов, - сказал Майтимо, едва разомкнув стиснутые уста, - с чего начался Исход Нолдор?
- С гибели Великого Князя Нолдор Финвэ и похищения Сильмариллов, - ответил я, - князь Феанаро поклялся отомстить за отца и вернуть Камни ...
Я запнулся ... Что-то здесь было не так ...
- В Клятве, - выдавил наконец, - нет ни слова о мести за князя Финвэ ... Только Сильмариллы ... Только они ...
- Вот оно, - произнес Майтимо, - это и было ошибкой. Камни ... Только они ... Отец отказался отдать камни Варде Элентари, чтобы она спасла Лаурелину и Тельперион. О, это были не просто деревья ... Они были живыми. Они сияли. Они пели ...
- Луч серебра, - прошептал я, - золота звон... Лаурелина, Тельперион ...
- Ради спасения живых существ отец не смог отречься от творения рук своих. Возможно, расколов Сильмариллы, он не смог бы освободиться из объятий черной тоски, и погиб бы - однако спас бы светоносные деревья ценой собственной жизни. Вторая ошибка является продолжением первой - для отца вернуть Сильмариллы стало важнее кровной мести ...
Майтимо с усилием поправил мне волосы, выбившиеся из кос.
- Я не хочу, - произнес, - повторять отцовские ошибки. Я любил Феанаро, я люблю его до сих пор, таким, каким он был - несдержанным, отважным, вспыльчивым, порой исполненным гордыни. Ибо он... Он мой аtarinya. Однако - я многому научился на его опыте. Когда я ради Клятвы штурмовал Дориат и пришел с мечом в Гавани Сириона, я был одинок. У меня была только Клятва, а рядом стояли братья, скованные той же Клятвой. Сейчас у меня есть сын ... Дитя мое - выбор за тобой. Я могу остаться здесь, в этом мире, таким, каким ты меня видишь сейчас. Я не смогу защитить себя - эти раны не затягиваются. Я не смогу защитить тебя - ты еще совсем юный. Я не смогу защитить Камень - от Людей, или Гномов, для которых это лишь драгоценность, и не более. Пусть со мной останется кучка Эльдар, из тех, кто не захочет возвращаться на Запад - какое я имею право смотреть на то, как за меня будут гибнуть другие? Я имею только два пути на выбор, дитя, остаться с тобой в Эндорэ, слабым, беспомощным, дважды заклейменным. Клеймо на груди от Моргота, клеймо на ладони - от Валар ... Разве что на лбу у меня не написано - «братоубийца». Или - вернуться в Валинор. Вместе с братом и вами, нашими детьми ... На суд Валар ... Мне безразличен приговор, я уже знаю, каким он будет - пожизненное позорище. Здесь или там. Я вытерплю это, дитя мое, ибо ныне тебе нужен аtarinya. Пусть спустя время ты увидишь Эарендиля, победителя дракона и спасителя Средиземья, и голос крови заговорит в твоем сердце, и ты отвернешься от меня, потому что дети, как и женщины, любят победителей - я никогда не пожалею о своем решении. Только нужен ли тебе будет приемный отец, который нарушил Клятву, и тем растоптал воинскую честь и гордость Нолдо?
В ту минуту моя юность рассеялась над тем ужасным местом и осыпалась пеплом. Я постарел на сотни лет. И я сделал выбор.
- Князь Нельяфинвэ-Майтимо, - произнес я, - делайте то, что велит вам сердце, и сохраните воинскую честь. Я же, ваше дитя, хоть и не кровное, буду любить вас всегда - здесь и в Туманных Чертогах. Вы уходите не одиноким - у вас есть сын ...
И Майтимо обнял меня обожженной рукой, и мы сидели так во вспышках огня. Долго сидели. А потом он встал, и я встал тоже.
- Помоги мне, оруженосец, - сказал аtarinya.
И я помог ему снять плащ, кольчугу, и пояс с мечом. И заплел рыжие густые волосы в одну тяжелую косу - так, как он любил: волосок к волоску. И принял от него дар - золотое кольцо в виде цветка, которое Келебримбор сделал когда для милого родича, а также - меч работы Феанаро, нож той же работы и кольчугу махтановой стали. И поцеловал его в последний раз, а он сказал, что благодаря мне он узнал, какова любовь отца к сыну, и благодарен мне за это - до конца света. И что он и в Мандосе будет думать обо мне, и это не даст угаснуть его духу.
Наконец он оторвал меня от себя, ибо я не хотел выпускать его из объятий навстречу гибели. Я не знал, что он собрался делать, ведь все оружие Майтимо отдал мне. Аtarinya взял Сильмарилл, лицо его застыло, но не выказало боли. И приказал мне сидеть на месте, и не идти за ним.
Но я таки пошел, крадучись за стройной фигурой в черном бархате. Майтимо легко шагал по камням, гордо подняв голову ... А впереди зияла трещина в скалистой поверхности, из которой вырывался огонь ... И я понял, и в отчаянии упал на горячие камни, а мой аtarinya подошел к пропасти, поднял к звездам руку с зажатым в ней Сильмариллом, выкрикнул имя Феанаро, и кинулся вниз.
Эльронд внезапно оборвал рассказ. По застывшему лицу Нэрданель катились слезы, которых она даже не пыталась вытереть.
- Что я наделал, - сказал гость с отчаянием, - для чего я говорил об этом ...
- Нет, я хотела слушать, - возразила женщина, - я хотела ... Значит так ... Мой первенец, мой Старший ... Воинская честь ... О, мое дитя ...
- Вы ... - спросил Эльронд осторожно, - вы разве не знали, как ...? Ведь я рассказал его воинам, и многим другим Эльфам, и некоторые из этих Эльфов отплыли на Запад/
- Я же мало с кем говорила, - сказала Нэрданель устало, - но ты не переживай, дорогой гость. Эти слезы облегчат мне душу - я заплакала впервые от Исхода Нолдор. Ты любил моего Майтимо, ты был ему хорошим сыном, дитя мое. Поэтому я буду любить тебя, как любила и люблю своего Тьелпэ. И буду любить твоего брата, Эльроса, который был хорошим сыном моего Макалаурэ ... Он наверняка погиб, твой близнец, потому что ты прибыл сюда один ... Иои может, он не захотел возвращаться?
- О, я расскажу об этом, - сказал Эльронд, отвернув голову, чтобы не смотреть, как его собеседница осушает глаза белым платком, - если вы захотите слушать дальше эту грустную повесть.
- Говори, - сказала Нэрданель, - я должен знать ...
- Я лежал, - вздохнул Эльронд, - лежал на этих камнях до утра. Это чудо, что меня не сожрала какая-нибудь тварь, сбежавшая из разгромленного Ангбанда. Я не плакал - дух мой покрылся ледяной корой, под которой и находится сейчас. Той ночью умер Эльронд, сын Эарендиля, названный сын Маэдроса, а родился тот Эльронд, которого знает ныне Средиземье - Эльронд Мудрый без чувств и сердца. Сильный и справедливый, исполненный покоя. Никто не знал, чего стоил мне этот покой.
Тогда, лежа на горячих камнях, возле пропасти, в которую шагнул мой отец, я дал Клятву, призвав в свидетели силы Света и Тьмы. Я дал Клятву вызволить из Туманных Чертогов своего аtarinya, и всех Нолдор, чьи души сущи в Мандосе, ибо без родственников и друзей Майтимо не будет счастливым, а если уж освобождать - то всех, какое я имею право выбирать.
- О, неразумный Нолдо, - прошептала Нэрданель, - что ты натворил ...
- Я все сделал верно, amme, - невозмутимо ответил Эльронд, - утром я завязал дарованное мне оружие в плащ Маэдроса и вернулся в наш лагерь, где и поведал Эрейниону, что случилось. Сын Финдекано заплакал, а я не смог выдавить из себя даже слезинки. Моего брата не было в лагере и между нами стояла стена аvanire. Однако - я уже говорил о той связи, которая была меж близнецами. И я отправился на тот скалистый обрыв, что стал берегом моря.
Искал я долго ... Наконец встретил - но не брата, отряд Эльдар из прибывших с Запада, которые обыскивали местность, истребляя уцелевших орков. На мои вопросы они ответили, что видели некоего полубезумного Эльфа с арфой, игравшего волнам и ветру. Это было более похоже на Маглора - но потом я вспомнил обугленную руку своего аtarinya и вздохнул. Макалаурэ не смог бы сейчас играть волнам и ветру ... Итак - певца уже нет, единственный Феаноринг, у которого душа была нежна, как цветок, отправился в Туманные Чертоги, ступив вниз со скалистого обрыва - в воду, не в огонь. А на его арфе с золотыми струнами играет мой брат, полубезумный от горя.
Эльронд встал, попросил прощения и быстро вышел. Через минуту он вернулся, неся в руках тот самый сверток, с которым он пришел в дом. Когда ткань упала, арфа грустно зазвенела золотыми струнами, словно вспомнив дом и хозяйку.
- Узнаете? - Спросил.
- О, это арфа Макалаурэ, - грустно подтвердила Нерданель. Она уже не плакала, отдавшись какой-то светлой грусти, переплетенной с воспоминаниями.
- У моего брата, - продолжил Эльронд, - была с его аtarinya такая же грустная беседа. Певцу было еще хуже, чем его брату: он мог держать меч в левой руке, однако, на арфе бы играть уже не смог. Quentaro без арфы - что может быть более страшным. Эльрос был свидетелем его погибели, как я был свидетелем погибели Майтимо, и Макалаурэ оставил ему три дара: кольчугу, арфу, меч.
В поисках я провел несколько дней и ночей, а потом еще столько же мы добирались до лагеря. Когда, грязные и уставшие, мы с братом вошли в шатер Эрейниона, то сразу поняли - что-то случилось.
Келебримбор лежал в углу, на расстеленных одеялах, отвернувшись от всех. Ему было труднее всего - он потерял последних из его семьи. Последний потомок Феанора остался сейчас в мире один. Рядом сидела Артанис и готовила ему quenilas. Ее лицо было таким, что я невольно отвел глаза. Ужасная красота - иначе не скажешь. Нервен была зла, такая злая, что ее ярость будто звенела в воздухе. Келебриан притихла рядом. Мне неловко об этом говорить, но именно в этот день я впервые обратил внимание, какой бездонной синевы глаза у дочери Галадриэль.
Эрейнион тоже был здесь, вместе со своей сестрой Эрнис .. Он обнял нас и сказал грустно:
- О, все меньше и меньше ... И Макалаурэ?
Эльрос молча кивнул головой.
- Из старшего поколения - одна только госпожа Артанис, - произнес сын Финдекано, - а с нею мы с Келебримбором, двоюродные братья...
- И сестры ... - прошептала Келебриан, а Эрнис вздохнула и обняла ее.
- И вы двое, потомки Тургона. Словом - те, кто родился здесь. Справедливости оказалось слишком достаточно ...
- Они отпустили Саурона, - бесцветным голосом сказала Артанис, - они его отпустили.
Я не понял, а поняв - сел на одеяла. Саурон, Черный Мая, был редкостной тварью уже в те времена, это он пытал Майтимо, а Финрода, любимого брата Артанис, после страшных мук обрек на не менее ужасную смерть, и с ним погибли еще десять воинов, лучшие из Нарготронда. Эти знатные пленники были не единственными, кто принял смерть от лап Черного Мая, говорили, что тварь наслаждалась созерцанием пыток. Саурон отдавал на муки и Людей, и даже Гномов ... Рассказывали о страшных опытах, которые он проводил над душами пленников, это по его вине пал Гондолин - Маэглин, мой родственник, и сын сестры Финдекано, вельможной Арэльдэ, попал в плен, будучи во власти черной тоски от несчастной любви. Последствия известны - злосчастный Маэглин согласился сотрудничать с тварями, единственный Эльф за сотни лет, и погиб сам, но погубил Гондолин.
- Да как же ... - услышал я голос Эльроса.
- Саурон, - сказала Артанис, - хитрая бестия ... Он пришел сдаваться в плен. Сам пришел, ведь для подобных ему позор - пустой звук. И милосердный Эонвэ приказал ему явиться на суд Валар ... По собственной воле. Понятное дело, что на Запад это исчадие Моргота не отбыло.
Я сидел молча. В голове у меня иголкой застряла мысль, что Майтимо с братом тоже предложено было явиться на суд Валар. Устами Мая Эонвэ говорила божественная справедливость, и она, эта справедливость, сравняла тварь, которая калечила Арду вместе с Морготом, и защитников Арды, которые хоть и совершали трагические ошибки, но никогда не были на стороне зла.
- О, - произнесла Артанис, - Валар позаботились, чтобы жизнь в Эндорэ не была скучной. Тогда, в Валиноре, они позволили Морготу свободно гулять Благословенным Краем, пока он не натворил столько зла, сколько уже не смог вынести Аман. Теперь здесь оставили Саурона ... Для чего?
- Потому что мы еще живы, - нараспев произнес Келебримбор, внезапно поднимаясь на локте, и оборачиваясь к нам, - ибо последний потомок Феанора еще не умер от оружия, пыток и горя ...
- Келебримбор, милый, - сказала Артанис, - может тебе стоит вернуться на Запад? Ведь разрешение...
- Разрешение? - Горьковато спросил Келебримбор, - разрешение жить на Тол-Эрессеа, а наши родные вынуждены будут умолять Телери, чтобы их доставили до этого острова дабы повидаться с родственниками? Я вынес бы любой позор, но не потерплю позора моих близких, которые совсем не виноваты в том, что произошло некогда в Альквалондэ.
- Может погибшие Телери уже вернулись из Мандоса, - прошептала Келебриан, - и все давно забыто?
- Телери перевезли войско Запада, - сказал Келебримбор, - а сами даже не ступили на берег Эндорэ, чтобы не воевать рядом с Нолдор. Рядом с теми Нолдор из Тириона, которые совершенно неповинны в той злополучной стычке. Лучше я погибну здесь, в Эндорэ, чем буду в Амане извиняться перед каждым встречным Телери только за то, что я Нолдо.
Он снова упал на одеяла, и спрятал лицо в ладонях, шепча имена сыновей Феанора, оплакивая как тех, что погибли сегодня, так и тех, кто погиб ранее. А мы сидели, сидели молча, наконец Артанис начала петь тихо, едва слышно, петь погребальную песнь, и стоном отозвалась на ее звуки арфа Маглора ...
Мы пели всю ночь, а наутро нас посетил посланец Эонвэ, золотоволосый воин-Ваниа, и сказал, что полководец хочет видеть сыновей Эарендиля. Воин назвался Глорфиндейлом, другом князя Тургона, тем самым, кто погиб в бою с барлогом, позволив беженцам спастись и добраться до Гаваней. Мы с братом посмотрели на Эльфа, который прошел через смерть и воскресение с умеренным интересом - раньше мы не сводили бы с него глаз - тогда пошли в опустевший шатер Феанорингов, вымылись, оделись в чистую одежду, препоясались мечами работы Феанаро и пошли в соседний лагерь.
Эонвэ принял нас милостиво, рядом с ним мы увидели мужчину крепкого телосложения, явно полукровного. Мы поняли, кто это, однако ничего не шевельнулось в наших сердцах. Эонве назвал сего мужа Эарендилем, и мы склонили колени перед победителем дракона, а тот заплакал, увидев, как выросли его сыновья.
Эонвэ сказал, что Белерианд уйдет под воду весь. Это было для Нолдор еще одним ударом - все священные для них места, политые кровью родственников, должно было затопить море. Однако на наших с братом лицах не дрогнул ни один мускул. Я сам удивлялся нашему спокойствию, покою смерти, который затем все принимали за спокойствие мудрости.
Нас спросили, хотим ли мы отправиться на Запад, и мы вежливо отказались, чем разбили сердце Эарендиля, который надеялся вновь объединить семью. Тогда Эонвэ предложил нам выбирать судьбу, ведь мы тоже были ... ну, почти полукровные. Мы должны были выбрать, кем остаться в этом мире - Эльфом или Человеком. Я не знаю, всем ли лицам смешанной крови предоставляли право такого выбора: Диор погиб раньше, чем ему могли предложить этот выбор, а у Эарендиля и у Эльвинг я об этом просто не спрашивал, как и у Элуреда с Элухилом, которые отбыли на Запад сразу после Войны Гнева. Так, по крайней мере, рассказал мне Орофер.
Выбор должен был быть полностью добровольным, Эонвэ сказал, однако, что для тех Аданов Белерианда, которые пережили тяжелые времена, и не стали служить Злу, в возмещение утраченных земель, будет создан и дан им во владение прекрасный остров у новых берегов Эндорэ. И что жить они будут долгий век, исполненные мудрости и силы. И что им нужен князь - князь с эльфийской кровью в жилах, но не Эльф, чтобы не вводить Людей в искушение уничтожить бессмертного правителя.
- Я выбираю человеческую судьбу, - сказал внезапно Эльрос, - и тот прекрасный остров ...
- Нуменор, - мягко подсказал Эонвэ. Я стоял в каком-то страшном оцепенении, я понял брата. На минуту мне захотелось сделать то же, но я напомнил сам себе - Клятва.
- Я выбираю судьбу Эльфа, - сказал я, - и память Бессмертного.
Не знаю, понял ли меня Эарендиль, а вот Эонве понял слишком хорошо. Ибо на груди у меня висел медальон, на котором переливалась алмазным блеском Звезда Феанора.
- Дети мои, - сказал Эарендиль, - вы же разлучаетесь навеки...
- Так суждено, - отозвался я, а в голове прозвучало погребальным звоном:"от оружия, пыток и горя"
Вот и все, милая госпожа Нэрданель, я поведал вам о том, что касалось ваших сыновей ... То, что было дальше со мной не так важно, да и долгая это история - на две эпохи ... Проклятие шло за нами, уцелевшими, следом - я видел, как орки подняли на копьях растерзанное тело замученного Сауроном Келебримбора, и я удержал, удержал свой отряд от немедленной атаки и окончательного разгрома ... На моих руках умирал Эрейнион, отважный сын отважного отца, прозванный Гил-Галадом, Звездным Светом, и у меня перед глазами погиб Элендиль, человеческий потомок моего брата. А Эльроса я похоронил гораздо раньше, и дух его отправился непостижимым путем Людей. Я видел также падение Нуменора, когда все его невзгоды и боли смыло одной большой волной, и в голове моей, как удары колокола, билось одно - справедливости стало слишком достаточно.
Я возмужал в бесконечных битвах, которых могло бы и не быть, если бы не непостижимое для меня милосердие Эонвэ. Собственно, Саурон погубил и Нуменор, нашептав последнему его князю мечту о бессмертии. Я женился на Келебриан - а на ком я еще мог жениться, как не на такой как сам, проклятой еще в материнской утробе. Я дружил с Трандуилом, потому что он сражался левой рукой, как и я, хотя никогда не вспоминал, почему ... Я следил за уцелевшими потомками Эльроса и взял на воспитание последнего из них, мальчика, лицо которого напоминало мне брата, хотя Дунандан Арагорн, прозванный мной Эстелем, совсем не походил на Эльфа с виду, а душа его была душою воина. Однако, мне всегда почему-то казалось, что в нем живет душа Эльроса, потерявшая память, путешествуя от тела к телу, счастливая, ибо ей уже не болит предательство матери, не мучаю воспоминания о гибели Макалаурэ, не звенит ночами арфа с золотыми струнами. А затем Эстель признался мне, что любит Арвен, мою единственную дочь, утешение моего сердца. Я люблю своих сыновей-соколов, но Арвен для меня была смыслом жизни.
Я не послал Арагорна, как мой предок Тингол, за драгоценностями из короны Саурона, тем более, что тварь, которую уже не раз розвоплощали, имела ныне вид Багряного Ока на вершине башни. Какая там уже корона ... Но я сделал хуже - я сказал Эстелю, что моя дочь выйдет замуж только за князя Гондора, государства, которое было наследником Нуменора. В ту минуту я ничем не отличался от своего и его предка Тингола, потому задача эта для Адана из древнего, но почти угасшего рода была непосильной.
Арагорн выполнил его ... Мой Эстель принимал участие в Войне Кольца, был среди хранителей Кольца, который я назвал Братством. Четверо хоббитов, двое Людей, Эльф, Гном и Истари - Мая в человеческом теле. Им удалось сделать невероятное - заклятый перстень исчез с лица земли.
Никто не знает, как мудрый Эльронд, чей дом был в Эндоре последним безопасным приютом, сидел у ложа хоббита Фродо, раненного чародейским клинком воина-призрака, страшного порождения Саурона, и держал в руках Великое Кольцо, которое Саурон сделал, вызнав у Келебримбора тайну изготовления артефакта. О, я не прикасался к Кольцу руками, я нанизал его на цепочку. Я смотрел, а Кольцо нашептывало мне соблазнительно о возможности выполнения Клятвы, только я понял, что, когда я признаю себя его хозяином, а скорее - слугой, то мне станут безразличны все, кроме себя самого, и мой аtarinya тоже станет безразличен. И я спрятал тогда Кольцо, и начал собирать Большой Совет, и снаряжать Хранителя.
Я потерял Келебриан, думал, что потерял ... Однако хотя бы в этом мне повезло: vanimelde жива, и, кажется, здорова. Я потерял дочь - Арагорн стал таки князем Гондора, стал вполне заслуженно, и Арвен приняла судьбу смертной, и осталась с ним там, в городе из белого камня, который назывался Минас-Тирит. Несчастливое название - сказал бы Финрод Фелагунд, но Финрод не возвращался в Эндорэ после своего воскресения.
Я оставался в Эндорэ до последнего, потому что все время искал возможность для выполнения Клятвы. И я ее нашел, amme.
Нэрданель посмотрела на гостя с недоверием, но в ее глазах вспыхнули искры безумной надежды.
- Дней через семь, - мягко сказал Эльронд, - у княгини Анайрэ состоится бал. Вы приглашены ... не только на бал - вас пригласили в заговор. Не боитесь?
- А ты как считаешь? - Спросила Нэрданель, глядя ему прямо в глаза.
- О, этот взгляд Майтимо, - произнес гость, - Конечно, нет ... Однако, я должен вас покинуть, потому что мы разговаривали несколько часов, и вам нужен отдых. Я оставляю вам арфу - здесь ей будет уютнее. Будьте отважны, милая госпожа Мы одолеем все - даже проклятие.
Он ушел, а Нэрданель взяла на колени арфу, сделанную Феанаро для своего талантливого сына, защищенную заговорами от тлена, положила руки на струны и сказала под их тихий звон:
- Эстель ... Надеюсь без надежды.