"Поговори со мной на квэнья"

[nolofinve-zp]

Маленький експеримент у стилі постмодерну. Власне кажучи - його темою є самотність. Самотність поруч з коханим, самотність поруч з добрими, білими і пухнастими. І лише ті, кого ти маєш ненавидіти, говорять з тобою мовою твого дитинства. Вони як і раніше сильні і незламні, а ти... Ти уже починаєш забувати, як воно, бути сильним.
Поговори зі мною на квенья - минуле не відпускає мене.

Название: Поговори со мной на квэнья...
Автор:  nolofinve
Бета:  Mormeril
Размер: мини (1010 слов)
Персонажи: Артанис-Галадриэль, Ородрет, Финрод, Маэдрос, Маглор
Категория: джен
Рейтинг: G



Из Менегрота в Нарготронд… Стены из обработанного камня, каменное кружево. Пещеры, освещенные призрачным светом – магия, магия. Словно и не было дороги, безумной скачки лесом, Белег откуда-то издали кричит: «госпожа, подождите», - но она его не слушает.
Скользит по каменным коридорам – вся в белом, чистая и свежая, отдохнувшая после долгого пути. Знает уже – старшего нет, Финдарато на охоте. Ресто здесь. Достойная замена, любимый и любящий брат, но ведь она ехала к Финдарато.
Ресто как всегда утончен и красив. Напоминает цветок, расцветший в теплице, защищенный от бури.
Ресто сам наполняет бокал дорогой гостьи и произносит проникновенные стихотворные строки о вечности.
Ресто говорит на синдарине, она тоже говорит на синдарине, их беседа длится за полночь, стихи возникают из стихов, где-то играет музыка… Где-то? Ах, это же здесь, в соседней зале за завесой. Там веселятся приятели Ресто из числа нарготрондцев и приезжие синдар, сопровождавшие в пути невесту лорда Келеборна.
Утром она уезжает, свежим осенним утром, на ней дорожная одежда нолдорского покроя, и рядом другие эльдар – с ними когда-то она шла через льды.
Ресто недоволен ее отъездом, он говорит, что охота - это грубое занятие, злое занятие, некрасивое. Он удивляется, почему Финдарато вдруг так увлекся охотой. Да еще и вместе… Да, с ними… От сыновей Феанаро надо держаться подальше, это их вина, что мы все прокляты, все, кто пошел за их отцом.
Виноваты, вина, виноваты – ну сколько же можно, и нужно ли столько… Белые плиты пирса, залитые призрачным светом – магия, магия, светоносные деревья умерли, но светильни живы, нет – они мертвы и потому не могут умереть.
Творец светилен напротив нее, расстояние между ними можно измерить клинком, они меряют это расстояние не раз и не два, сталь порождает искры, голубоватую россыпь искр.
Эта битва похожа на танец, эта битва похожа на сон, она и была сном, ею грезил воспаленный разум в замерзающем теле во время Ледяного Похода под сияющими звездами, похода к смерти и славе - это уж кому как удалось дойти.
А леса укрыты багряным плащом, завернуты в багряный плащ, и ветер бьет всаднице в лицо, она не склоняет головы, не набрасывает на голову капюшон. На привалах воины поют древние песни, сперва несмело, а потом все громче и громче, поют песни на древнем языке.
Лай собак, внезапный привкус охоты, привкус дыма и опасности, привкус боли загнанного зверя. Всадница соскальзывает с коня, наготове лук, наготове стрела, нужно будет – вынет клинок, опасность на расстоянии клинка, серебристый танец из сна.
Опасность на расстоянии копья – не ее опасность, опасность, предназначенная для другого.
Медведь, шерсть рыжеватая с багряным отливом, прекрасен в своем гневе и боли, охота - занятие грубое, злое, когда копье поражает зверя, а лезвие с голубоватым отсветом пытается найти его сердце.
Охотник, сжимающий копье, рыжеволос, волосы с багряным отливом забраны в косу, копье, орудие смерти, держат живая рука и стальной захват - на месте другой. Охотник высок, медведь огромен, они смотрят друг другу в глаза – эльф и хищник.
Наготове лук, наготове стрела, всадница тенью заходит сбоку, прикидывая расстояние, учитывая ветер…
«Не нужно, сестра, - знакомый голос, - не нужна помощь, он справится сам».
Теперь она видит остальных, видит Финдарато, такого родного, спокойного, видит Макалаурэ, гибкого, словно плеть, сжимающего охотничий нож, не смеющего вмешаться. Видит визжащих, лающих гончих, видит загонщиков, видит кровь на желтой листве.
Видит смерть – не эльфа, зверя, рухнувшую мохнатую громаду. Видит улыбающегося рыжеволосого эльфа, утирающего потный лоб левой живой рукой.
«Он победил, - говорит Макалаурэ, она уже забыла его голос, забыла звуки квэнья, забыла многое, а многое и не хочется вспоминать, - он победил, охота удалась».
Макалаурэ улыбается ей, не спрашивая, откуда она здесь взялась, улыбается так, словно они виделись вчера, называет ее «Артанис», и запретная речь Запада горьким медом льется из его уст.
Подходит Майтимо, сияющий, довольный. «Сестренка, - говорит он, - каким ветром, сестренка? Скажи, что ты навсегда покинула Дориат, говорят, что там можно забыть даже собственное имя. Зачем тебе жених-синда, мы найдем тебе лучшего».
Он шутит, конечно, шутит, и она улыбается в ответ и говорит, что лучшего уже не найти, и понимает, что так оно и есть, и понимает, что ее возлюбленный никогда не обратится к ней на квэнья, и слушает речи родичей, текущие горьким медом былых времен.
Вечер, и горят костры на привале, и Майтимо обещает подарить ей медвежью шкуру – «постелешь ее, сестренка, на каменных плитах, не так будет холодно, ведь в Менегроте холодно», - и у нее чуть не срываются с губ злые слова укора, но она молчит и не произносит названия места, где ей было намного холоднее, чем в Менегроте.
Она хочет слушать речи родичей, текущие горьким медом веселья между двумя смертями, горьким медом радости встречи и горьким медом забвения.
Финдарато спрашивает, как там Ресто, требует ли, чтобы его называли Ородретом, и улыбается уголками рта, улыбается каким-то своим мыслям.
«Ты никогда не любил охоты, - говорит та, которую когда-то звали Артанис, - зачем тебе этот лес и родичи, эти наши родичи, чьи речи текут горьким медом запретного языка».
Финдарато отвечает, что нашел в этой дружбе странную притягательность и учится у двоюродных братьев одной простой вещи – прятать глубоко в сердце то, чего нельзя забыть.
Будущая супруга лорда Келеборна прикрывает глаза и снова видит обрывки своего серебряного сна в блеске светилен. Она уже не знает – было ли это на самом деле, или ей только пригрезилось в снегу под звездами. Сыновья творца светилен сидят рядом с ней – не на расстоянии меча, на расстоянии протянутой руки, расспрашивают про Дориат, рассказывают о крепости на холме, ставшей им домом.
Поговори со мной на квэнья, брат, я перестала видеть сны, я перестала хотеть, перестала желать, мне становится ненужной борьба, жажда власти угасает в моей крови.
Поговори на квэнья, и я спрячу в сердце то, что нужно забыть, но оставлю память о себе, прежней. Поговори…
Возвращение, вот оно, сперва в Нарготронд, из Нарготронда - в Менегрот, медвежья шкура приторочена к седлу, в сердце улыбки братьев – всех братьев, родных и двоюродных, всех до единого.
«Госпожа Галадриэль, - голос Белега Куталиона, - вы слишком быстро мчите, госпожа».
Слишком быстро, чтобы вернуться, слишком медленно, чтобы забыть, синдарские слова покрывают ледяной коркой горький мед тех слов, древних слов памяти и забвения.
Как пел Макалаурэ в тот вечер у огня, о, как он пел…
Сон, серебристый сон, грозный и зловещий, погружен в глубины сердца, память засыпает, я возвращаюсь, любимый.