Название:Корабль мертвых
Автор nolofinve
Бета Mormeril
Размер: мини (2 837 слов)
Жанры и категории: спецквест, история о возвращении
Рейтинг: G
Персонажи: Маглор, НМП, НЖП
читать дальше
Часть 1. Капитан.
Облегчения Макалаурэ не ощутил. Отцовский камень уже не жег ему руку, Сильмарилл медленно погружался на дно нового моря, и свет от него всё еще достигал поверхности. Певец стоял на обломке скалы, но смотрел не на это пятно света. Он созерцал водную гладь, под которой скрылся Белерианд. Леса, где он охотился, поля битв, грозные замки, могилы близких – всё оказалось там, на дне, во владениях Ульмо. Сильмарилл отправился к ним – к погибшим за право им владеть, к погибшим за право жить так, как им хотелось, к погибшим воителям против Зла, желавшим не Камней, но мести. Теперь стоило подумать о возвращении.
Майтимо уже ушел на Запад. Вряд ли он скоро увидит мать и их старый большой дом в Тирионе. Его участь – участь бестелесной тени в чертогах Мандоса. Но Макалаурэ, совесть Исхода, больше не чувствовал вины ни за собой, ни за кем-то еще. Вина, искупление, проклятие стали пустыми словами, лунным светом на воде, покрывшей землю, политую кровью нолдор.
- Я хочу домой, - сказал Макалаурэ тихо, - домой, в Белерианд.
Он толкнул обломок скалы носком сапога. Камень полетел вниз, туда, где понемногу меркло пятно света.
- Да, - вымолвил Певец, - вот так…
Он закинул за плечо походную арфу, мешок из оленьей кожи с мелочами для походной жизни отправил вслед за камнем, а меч закрепил за спиной, морщась от боли в обожженной руке.
- Если я и услышу Зов, - сказал, усмехнувшись, - то не последую ему. Мой дом – здесь.
Макалаурэ ступил вперед. Прыгнул он неудачно и сильно ударился о воду. Арфа и меч тянули вниз, словно камень - впрочем, Феаноринг на это и рассчитывал. Он не хотел бороться.
Странное подводное течение подхватило погибающего эльфа и понесло прочь от берега. В распустившиеся спутанные волосы вплелись светящиеся огоньки. Макалаурэ почувствовал, как его фэа отделяется от тела, но ничего не услышал. Его никто не звал.
Что-то темное и громоздкое поднималось из глубины прямо под ним. Светящиеся огоньки закружились в танце и померкли.
***
Это был корабль. Знакомый до боли в уже несуществующей груди корабль. Один из кораблей Исхода.
Снова вокруг мерцало море, в небе сияла Итиль, а корабль-лебедь уверенно скользил по лунной дорожке, и парус его надувал несуществующий ветер.
- Если бы вы знали, как мы рады видеть вас, мой лорд!
Макалаурэ с трудом вспоминал эти лица. Вокруг него, распростертого на палубе, сгрудились эльдар, и лунные лучи просвечивали сквозь их полупрозрачные тела. Итиль вышла из-за набежавшей тучки, и лица воинов стали видны более четко.
- Талинэа, - сказал Феаноринг, узнав говорившего, - ты так и не доплыл до Арамана…
- Мы погибли во время шторма, - сказал Талинэа, которого юный Макалаурэ когда-то обучал игре на арфе, - помните тот страшный шторм, мой лорд? После того, как мы вышли из Альквалондэ.
- Да, помню… Но как случилось, что вы не в Мандосе, а здесь?
Призраки зашептались – словно ветерок зашелестел.
- Мы очень хотели доплыть, - в конце концов сказал Талинэа, - очень хотели увидеть. Как говорил ваш отец – это земля, за которую стоит умереть. Мы не услышали Зова, если он вообще есть – этот Зов. И если мертвые эльдар действительно пребывают в Мандосе, а не бродят по земле… или плавают по морям.
Макалаурэ с трудом поднялся. Его руки тоже были полупрозрачными, словно из мутного стекла. Арфа и меч лежали рядом. Взгляд эльфа упал на палубу, и Феаноринг вздрогнул. Доски были забрызганы кровью, возле дверей в каюту собралась темная багряная лужа. В мачте торчали стрелы – белоперые нолдорские и телерийские, с оперением из серых перьев дикого гуся. И повсюду было разбросано оружие.
- Мы можем видеть друг друга и что-то чувствовать только при полной луне, - виновато сказал Талинэа, - мы каждый раз прибираем палубу, но, как только видимость жизни возвращается к нам, это появляется заново.
- Теперь вы с нами, лорд, - несмело сказал кто-то из эльфов, - может быть, вы приведете корабль к берегу… Только посмотреть – ведь мы погибли, так ничего и не увидев. Неужели всё это, - он обвел рукой погром на палубе, - было зря…
- Мы согласны обитать там даже призраками, - добавил Талинэа, - как там Судья говорил?.. Истаявшими заживо. Но мы-то и так уже мертвы.
Макалаурэ прикусил губу и неожиданно почувствовал боль.
Он не мог сказать этим измученным виной и непокоем родичам, что земли, куда обещал привести их Феанаро, больше нет. Хорошо, что возможность закрыть свой разум не исчезла вместе с жизнью. Но что же делать дальше – ведь он их лорд и ныне капитан…
- Не теряйте надежды, - сказал Феаноринг наконец, - мы будем плыть и доберемся в конце концов до зеленой земли, омытой росами и дождями. Да, мы призраки, а наши оставшиеся на берегу родичи к тому времени истают и тоже станут туманом и тенью. Но настанет день, и мы сойдем на берег, и пойдем к холмистой гряде на горизонте. Ты будешь играть на арфе, Талинэа, и нам откликнутся голоса флейт, и земля примет нас.
Тихий отблеск радости лег на полупризрачные лица, а Макалаурэ сказал твердо:
- Пока же – приберите палубу, наведите порядок в каюте. Не давайте боли и вине сломать себя.
***
Времени не было в этом странном мире моря и лунного света. Певец изучил корабль до последней доски, до последнего лезвия из отцовской кузни, когда-то приготовленного для битвы, до последней драгоценности в ларце на столе каюты. Он не знал, выполнимо ли его обещание, и что означает это плавание – наказание или, наоборот, возможность что-то изменить.
Иногда Макалаурэ видел в море корабли, которые далеко обходили сияющий лунными огнями одномачтовик, идущий против ветра. А один раз его глазам предстала целая армада, шедшая на Запад.
Потом пришла волна… Но призрачный корабль прошел сквозь нее, словно тень.
Что-то стало не так в этом хрупком мире – будто сломалась преграда между Макалаурэ и Древней Песней. Эльф почувствовал Зов, но не Зов Мандоса, а Зов существа, которое вымолвило когда-то первую ноту этого мира.
- Ты пообещал невыполнимое, - отдалось в разуме Макалаурэ, - твоего мира больше нет. Совсем нет.
- Выходит, мы будем скитаться вечно? – спросил Феаноринг мысленно.
И голос, скорбный и спокойный, ответил ему:
- Это зависит от степени вины – вашего и человеческого рода. Я дам вам рулевого…
Часть 2. Рулевой.
Питер ван Хаммер был вполне доволен жизнью и своим местом в ней. При первом взгляде на этого белокурого и светлоглазого чистокровного голландца, который всё время улыбался флегматичной доброй улыбкой, покуривая трубочку, казалось, что добродушней человека нет во всех семи морях.
Портовые шлюхи всего мира расспрашивали его о Голландии, ее тюльпанах, садах и красивых девушках, и Питер охотно подтверждал, что тюльпаны хороши, сады тоже, а его верно ждет красавица Лизхен, такая же белокурая, как и он сам. На самом же деле Питер родился в роттердамских трущобах, из женщин знал только таких же гулящих девок и никогда в жизни не видел ни одного тюльпана, а если и видел, то не обращал на них внимания.
Сейчас Питер считался лучшим рулевым на английском каперском, а попросту пиратском судне «Квин Элизабет» и не променял бы это место даже на гарантированный пропуск в рай за подписью Папы Римского. Впрочем, Питер был лютеранином и не нуждался в папских индульгенциях. Из Святого Писания он помнил всего один псалом, который и бормотал, вцепившись в рулевое колесо во время бури, вспоминая о Господе только в минуту опасности, однако к католикам относился пренебрежительно и именовал их собаками, а их церковь - «вавилонскою блудницей». Как Питер оказался на английском капере – это отдельная история, для этого повествования вовсе не интересная. А вот как он закончил свою отнюдь не благочестивую жизнь – стоит послушать.
«Квин Элизабет» догоняла французский торговый фрегат, который тщетно пытался уйти от преследования. Абордажная команда уже выла и улюлюкала, цепляясь за ванты, французы пытались отстреливаться, капитан «Квин Элизабет» довольно ухмылялся, подсчитывая прибыль от захваченного «приза», а Питер крепко сжимал штурвал и думал, что его доля будет немалой.
Сгусток серебристого тумана Питер разглядел первым, ибо внимание его не было так поглощено созерцанием обреченного фрегата. Странный туман двигался против ветра с большой скоростью, словно скользя по воде. Он прошел мимо фрегата и начал заходить с левого борта «Квин Элизабет». Пока Питер натужно соображал, каким это образом клочок тумана может крутиться, как ополоумевшая шлюпка, туман приблизился, и из него явственно выступили очертания большого одномачтового корабля. На носу судна была вырезана голова лебедя, парус надувал несуществующий ветер, а с борта доносилась негромкая музыка и сладкозвучное пение. Рулевой одной рукой протер глаза, но, прежде чем он успел что-либо сообразить, корабль-призрак прошел сквозь «Квин Элизабет», кроша и ломая борта капера в щепки. Питер завопил и выпустил штурвал. Волна, поднявшаяся на огромную высоту, подхватила его, завертела и швырнула в небытие.
…Очнулся голландец нескоро. Была ночь, на небе сияли звезды, а прямо над ним колыхался парус, весь облепленный огоньками, которые мореходы называют «огнями святого Эльма». Питер поднялся на ноги, откашлялся и уцепился за мачту. Разумом он понимал, где оказался, но полное отсутствие фантазии спасало его от сумасшествия.
Ван Хаммер решил обследовать корабль. Тот был пуст или казался таковым. На палубе остались следы сражения – странного вида мечи, копья, похожие на гарпуны. В мачте и в бортах торчали белоперые стрелы.
В век пороха и пушек этот корабль был истинным призраком из прошлого. Но кровь на досках палубы была свежей.
В каюте Питер обнаружил целые залежи древнего оружия и горсть золотых украшений, брошенных на стол так небрежно, словно хозяевам корабля их мечи и кольчуги были дороже золота. Питер алчно набросился на драгоценности, распихивая их по карманам, как вдруг услышал из угла скрипучий голос:
- Не торопись, парень, всё равно придется выложить обратно…
Питер резко обернулся. Если бы у него было чуть больше воображения, то в этот раз его разум точно не выдержал бы. Ибо с ним говорил скелет. На черепе обитателя каюты еще сохранились клочья светлых волос и остатки бороды. Одежда превратилась в лохмотья, целыми остались только сапоги грубой работы, но из хорошей кожи. Череп сардонически ухмылялся.
Говорил покойничек на полупонятном диалекте, который Питер принял за смесь датского со шведским. Языки пират знал – всю жизнь блуждал по морям в весьма пестрой компании. Но такую тарабарщину слышал впервые.
- Ты, значит, теперь меня заменишь, - сообщил скелет, - рулевым будешь у этих порождений Хельхейма. Я больше служить не могу – рассыпаюсь.
- Ты это… кто? – спросил голландец, слегка заикаясь.
- Эрик Бешеный Волк, - представился скелет. - А ты крепок духом, тут до тебя сюда забросило одного, так он меня увидел и на месте околел.
Питер глянул туда, куда показывал разговорчивый мертвец, и увидел груду человеческих костей.
- Жизнь сохраняется только в тех, кто у них на службе, - пояснил Эрик, - я давно тут. Гнались мы за венедской лодией, уже почти догнали и надеялись на добычу. А тут появился этот туман, потом – послышались голоса. Очнулся я на палубе лодии-лебедя. Ну, и крутил колесо, пока не рассыпался в прах. Сбежать отсюда нельзя, корабль проклят, и хозяева его тоже упокойнички. Они давно уже потонули, да только в Хель не пошли, вот и болтаются по морям.
- А… А где все они? – спросил Питер.
- Увидишь, - ухмыльнулся Эрик, - они всегда тут, а видны становятся только при полной луне. Это альвы, они красивы и совсем не похожи на мертвецов. Странные они – постоянно или поют, или корабль прибирают. Да только кровушку-то не отмыть - как только луна на убыль пойдет, она выступает заново.
Питер из россказней Эрика понял меньше половины. Но сообразил, что непосредственной угрозы его жизни не существует, а то, что сбежать нельзя… Сбежать всегда можно, сбежал же когда-то сам Питер из испанской тюрьмы…
Голландец решительно шагнул к Эрику и пнул его сапогом.
- Эй, отродье Локи, что делаешь-то? – взвыл скелет. - Сдохнешь ведь от скуки! Я сам таким же дурнем был, а потом столетиями даже поговорить не с кем… Стой!
Но Питер уже раздавил говорливому покойнику череп, разметал кости сапогом, а потом, предварительно переложив драгоценности в свои карманы, сорвал со стола расшитую скатерть и собрал туда кости обоих мертвецов.
Когда скатерть отправилась за борт, Питер вздохнул с облегчением и стал к рулю.
Голоса он слышал еженощно – певучие и протяжные, странно похожие на какой-то известный ему язык. Финский что ли? Не разобрать. С восходом полной луны он увидал и хозяев корабля – высоких существ, похожих, скорее, не на призраков, а на людей, выдутых венецианскими мастерами из полупрозрачного стекла. Существа эти бродили по кораблю, переговаривались между собой, тщательно смывали с палубы кровавые следы и прибирали оружие, а также играли на арфах и флейтах и пели так, что даже Питер иногда вздыхал, и ему начинало казаться, что он действительно потерял когда-то уютный домик, сад, заросший тюльпанами, и белокурую Лизхен.
Призраки с Питером не общались. Он сомневался, видели ли они его вообще. Не знал он также, зачем им нужен рулевой. Корабль двигался сам, странными кругами, то с севера на юг, то с востока на запад. Иногда они нагоняли обычные судна, и тогда Питер вопил во всё горло о спасении, но суеверные моряки, увидевши идущий против ветра одномачтовик, обычно только крестились и прибавляли ходу. Особенно их разбирал страх ночью, когда перед ними внезапно вырастала белая тень, усыпанная огнями святого Эльма. То, что Питер взывал о помощи на голландском языке, привело к тому, что подобное явление навсегда укоренилось в головах матросов как «Летучий Голландец»…
Прыгнуть за борт Питеру не удавалось – полоса серебристого тумана всегда отбрасывала его назад. Скоро он действительно пожалел о том, что выбросил в море кости Эрика - с полоумным шведом (как про себя окрестил его Питер) действительно можно было хоть поговорить. А встречные корабли попадались всё более странного вида: с них исчезли паруса, вместо которых появились плюющиеся дымом трубы, а один раз из моря даже всплыл железный кит - из недр его выбрались люди, долго смотревшие, разинув рты, на корабль-лебедь.
К земле корабль не подходил ни разу. А потому, когда Питер увидел впереди зеленые высокие берега какой-то неведомой страны, в нем затеплилась надежда, и он снова набил много раз чиненые карманы драгоценностями из каюты.
Для того, чтобы ввести парусник в бухту, Питеру потребовалось всё его искусство рулевого. Берег был безлюден и тих, зеленые холмы вдали тихо мерцали в свете полной луны. Забыв обо всем, Питер отпустил руль и кинулся к борту. Корабль тихо вполз на песчаную отмель и застыл.
Голландец с радостным воплем прыгнул вниз. Под сапогами хлюпала вода, суша качалась, словно корабельная палуба. Он бежал и бежал, не видя и не чувствуя, как рассыпается прахом, как блестящей струйкой текут на траву драгоценности. Затем Питер исчез…
Полупрозрачные тени сошли на берег, не остановившись, чтобы подобрать драгоценности. Лунный свет серебрился на их лицах, и волосы их стали черными, а глаза засияли нездешним светом. Они шли, играя на арфах и флейтах, а навстречу им из холмов двигалась процессия таких же созданий, одетых в пышные одежды. Тени смешались, послышался звонкий смех и обрывки песен, и вскоре толпа странных существ исчезла в середине одного из холмов.
Эпилог. Земля обетованная.
- Это драгоценности сейдхе, – уверенно сказала Молли, - и это так же верно, как и то, что меня зовут не Молли, а Моллэдейх.
- Ну вот, теперь бабуля будет снова до утра рассказывать об ирландской доблести, - фыркнул мальчик лет двенадцати, - не все ли равно? Надо заявить в полицию, и это так же верно, как и то, что родители догадались назвать меня Патриком.
- А драгоценности-то исчезнут, - сказал его брат, десятилетний светлоглазый крепыш, - так всегда бывает, верно, бабуля?
- Аодх, радость моя, - Молли певуче заговорила по-гэльски, - бухта Баллихейг была издавна славна своими чудесами. Только те, кто забыл родную речь, – она неодобрительно глянула на старшего внука, – неспособны их увидеть. А я слышала от своей прабабки историю о проклятом корабле, корабле сейдхе, блуждающем по морям. Сейдхе эти прокляты, а вести корабль должен человек, преступивший закон, у которого в сердце нет Господа. И если преступник – слушай меня, Аодх – если преступный человек раскается, то он спасется, а сейдхе - нет, ибо тогда получится, что они грешнее нас, людей. Если же преступник будет все так же вожделеть золота, тогда спасутся сейдхе, ибо в ночь полнолуния откроется сид Баллихейга и примет их неупокоенные души. Они не крещены, а потому судят их такие древние силы, о которых мы даже представления не имеем.
- Бабуля, - обиженно сказал Патрик, - нехорошо разговаривать только с Аодхом, я вас не понимаю.
Аодх показал брату язык и подошел к столу, на котором лежали найденные им сегодня драгоценности сейдхе. В лунном свете от сияющих украшений остались только тени. Потом исчезли и они.
Ну, і без цієї пісні я собі цього фіку вже не уявляю.
Прослушать или скачать Когда воротимся мы в Портленд бесплатно на Простоплеер