І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Якщо дядько Мартін уб'є і Робба Старка теж, я буду скаржитись на нього в організацію захисту персонажів від авторського свавілля. На любого Профа там уже є ціла купа скарг, але Старки начебто не прокляті, а їм все не щастить. І хто небудь, пристреліть цю сволоту, старого Ланістера. Він мене дратує до знемоги.
Князь Аннаэль не собирался знакомиться с нолдор, прибывшими из-за моря. С того времени, как ожила мрачная крепость, казалось бы навсегда похороненная в недрах Трехглавой горы, жизнь синдар Митрима наполнилась тревогой. А Аннаэль тревожиться не любил - покой и воля вождю митримских синдар были дороже всего. Именно поэтому он не прижился в Дориате - покоя там было в достатке, а вот воли... Анннаэль считал, что ради воли можно пожертвовать малой толикой спокойствия. Но новоприбывшие, поселившиеся на берегу Митрима, менее всего заботились о тихой жизни Лебединой Стаи Аннаэля. Вождь синдар, ясное дело, знал о том, что на берегу Митрима вырос военный лагерь. Он вежливо принял посланца от новоприбывших - высокого темноволосого эльда, красивого настолько, что девы-лебеди говорили о нем еще долгое время после его отъезда. Нолдо звали Куруфином - Аннаэль так и не смог выговорить его имя с тем странным придыханием, характерным для заморских родичей. Посланник довольно бегло говорил на древнем телерине, и предлагал дружбу и союз от имени своего Arana, которое тоже заканчивалось на "вэ". Аннаэль принял гостя по княжески и сказал,что подумает. Но леденящий взгляд Куруфина, когда тот понял, что учтивые слова были только вежливым отказом, испугал синда. Аннаэль никогда не думал, что эльф может быть опасен - а ernil Куруфин был именно из таких. А потому предводитель решил держаться подальше от того берега озера, где расположились эльдрим с Запада к великому разочарованию его любопытных подданных. Но решения, как известно, для того и принимаются, чтобы их нарушать. Орки до Митрима не добирались еще ни разу, даже во время Войны, о которой Аннаэль вспоминал с омерзением. Сейчас он приказал усилить бдительность - особенно с появлением новых светил на небе. Светила были красивы,особенно ночное, но Аннаэль был приверженцем старой доброй жизни под звездами, и знал,что перемены всегда только к худшему. И он не ошибся. Орки напали на его ловчих внезапно - и Аннаэль, возглавлявший княжескую охоту, еле успел собрать своих синдар тревожными звуками рога. Какое-то время они успешно отстреливались, укрывшись за природным завалом из рухнувших стволов, но стрелы скоро закончились, и князь вырвал из ножен длинный охотничий кинжал дориатской работы, прекрасно понимая, что его эльфам-охотникам не устоять против вооруженных мечами тварей. Конница появилась внезапно, соткавшись из туманных прядей, повисших над Митримом. Вороные кони с белыми гривами летели над высокими травами лесной поляны, словно не касаясь земли. Впереди, оторвавшись от своих воинов, мчал предводитель, одетый в черное. Он словно слился со своим скакуном. Меч странной изогнутой формы блеснул, как серп Итиля, обрушившись на ближайшего орка. Брызнула черная кровь, и обезглавленное тело повалилось в траву. Аннаэль смотрел на схватку как завороженный. Страшная, смертоносная красота была в движениях воина в черном, он убивал, словно пел - в каком-то безумном ритме, и в ушах синда действительно зазвучала мелодия, то ли почудившаяся, то ли подхваченная по осанвэ. Клинок кружил вокруг всадника будто живое существо, рассекая нити жизни искаженных Бауглиром созданий, и Аннаэль впервые понял, что слова "краса битвы" - не метафора, сочиненная великим Даэроном и озвученная им же в балладе о холме Амон Эреб. Орков скосили словно траву - бой длился недолго, но Аннаэлю показалось, что минули столетия. Воин в черном соскочил с коня. Его заплетенные в косу волосы украшал лишь простенький обруч серебряного плетения, и Аннаэль, выбравшись из-за завала, учтиво обратился к предводителю: - Благодарю вас, ernil. Вы нам очень помогли. Я - Аннаэль, князь синдар Митрима. - Канафинвэ, - ответил эльда коротко, - я рад нашей встрече под звездами. - Аran Канафин? - спросил синда немного удивленно, вспомнив свою беседу с посланником. - Теперь да, - сказал воин в черном, и странным холодом повеяло от этого "теперь", - я приглашаю вас в наш лагерь, ernil Аннаэль. Он недалеко - эти орки как раз вынюхивали его окрестности. Там вы отдохнете, а вашим раненым будет оказана помощь Князь был любопытен, как и все синдар. А потому, раз уж судьба дала ему возможность удовлетворить любопытство, не нарушая открыто самому себе данного слова, Аннаэль согласился и ему подвели белогривого коня, тем самым оказывая честь, как предводителю. Павших и раненых поместили на носилки, сделанные из плащей. Синда подсчитал потери и вздохнул - восемь его ловчих поплатились жизнями. А ведь если бы не неожиданная помощь... "А ведь если бы эльдар с Запада не пришли сюда, то и орки тут не шастали бы" Аннаэль смутился от своей злой мысли и искоса глянул на короля нолдор. Канафин был очень похож на Куруфиина - может брат или родственник - но глаза у него были совсем другими, спокойными и сияющими. Он больше напоминал барда, чем воина - у Даэрона, с которым Аннаэль был близко знаком, тоже бы вот такой взгляд, словно видящий что-то недоступное глазу. Но князь не представлял себе Даэрона, который одним ударом меча снес бы голову орку. Лагерь нолдор был хорошо укреплен - Аннаэль, вся жизнь которого, кроме тех лет, когда он гостил в Дориате, или у фалатрим, прошла в постоянном движении, как то принято у блуждающих авари, сразу отметил и наличие ловушек, и частокол, и крепкие деревянные ворота. Насколько он знал, нолдор у себя дома не передвигались с места на место - посланник Куруфин рассказывал о каменном граде на вершине холма, о мраморных дворцах и лестницах из хрусталя. Но незаметно было, чтобы здесь строились постоянные жилища - синда показалось, что странные соседи не собираются оставаться подле Митрима надолго. Аran провел Аннаэля в свой шатер, уверив князя в том, что его ловчим будет оказано все необходимое внимание, а погибших девы-нолдэ подготовят к погребению. Канафин говорил сочувственные слова - и Аннаэль еле удержался от слез, настолько печальной и трогательной была эта певучая речь. Оруженосцы, прислуживавшие королю, принесли поесть, и немного горьковатого напитка из ягод рябины. Князь ел, отпивал из кубка и незаметно - по крайней мере он так думал - осматривал шатер, состоявший из двух половин. За завесой виднелись два разборных деревянных ложа, сделанных, видимо, уже тут. Из пород местного дерева были и стол со стульями, и деревянные ларцы-укладки. А вот шкатулка, стоявшая на высоком круглом столике, показалась Аннаэлю шедевром ювелирного искусства. Она напоминала цветок из золота и драгоценных каменьев, лепестки которого очевидно приводил в действие особый механизм. Сейчас шкатулка была открыта - и в ней на выстеленном бархатом ложе покоился золотой королевский венец. Это была очень древняя работа - без особых изысков, просто обруч с зубцами, напоминавшими башенки. В обруч были вправлены рубины, сверкавшие ярко и яростно. Аннаэль почему-то подумал, что венец этот хорошо бы смотрелся на боевом шлеме. Может быть Аran Канафин и надевал его только лишь в битве - кто знает, что у этих нолдор за обычаи. Внимание Аннаэля привлекла небольшая арфа, стоявшая у подножия столика. Струны на ней блестели серебром. - Я вижу, вы грустите о павших, ernil. - спросил король тихо, - это целебная грусть, она подобна утешению. - Почему подобна? - спросил Аннаэль удивленно. - Потому что не утешает, - ответил нолдо, - но расскажите же мне о своем народе. О нас вам уже рассказывал мой брат Куруфинвэ. Значит все таки брат... Так похожи - и такие разные. От Канафина словно веяло - не покоем, милым сердцу Аннаэля, - но спокойной твердостью и душевным теплом. Князь как-то сразу расслабился, отпил еще горьковатой настойки и начал рассказывать. Он говорил долго, об обычаях, о песнях, о искусстве охоты, восхвалял своих погибших ловчих и при этом все таки обронил слезу. Канафин тем временем взял в руки арфу и сопровождал рассказ тихой музыкой, похожей на шорох речных струй. - Как в Лебединой Стае вспоминают об ушедших в Чертоги? - спросил король, когда Аннаэль закончил рассказ на этой грустной ноте. - О них поют, - ответил Аннаэль, - как и везде. - А если синда... пропал без вести? Его не видели мертвым, но... - Такое бывает редко, -ответил Аннаэль, - мы ведь чувствуем, когда фэа родича отправляется в дальний путь. Как и вы, наверное. Мы не можем чувствовать только тех, кто по несчастью попал в лапы слуг Бауглира и был отведен в Черную крепость. Но мы оплакиваем пленников как погибших - ведь даже если они и возвращаются, то или... орками, или... другими. Для нас они мертвы. Князь запнулся, увидев лицо короля. - Да, - молвил Канафин после долгого молчания, - они мертвы. Вы хорошо сказали. А ответьте мне, князь Аннаэль, случалось ли вам принять решение, верное и правильное, сберегшее ваших подданных от излишних бед, но при этом чувствовать себя подлецом? Аннаэль вздрогнул. Арфа в руках Канафина зазвенела, и мелодия оборвалась на нестерпимой ноте. - Случалось, - сказал князь, - я не пошел на Войну, решив сберечь свой народ. Я не пошел, а мой друг Денетор пошел - и погиб вместе со своими нандор. Я принял решение верное и правильное, но всю жизнь буду чувствовать себя подлецом. Он поднял глаза и снова опустил их, увидев слезу на щеке короля нолдор. *** Больше Аннаэль не видел короля Канафина. Прибыли еще переселенцы, и вскоре князь узнал, что королем нолдор ныне зовется другой эльда, чье имя тоже заканчивалось на труднопроизносимое "вэ". Эти нолдор стали обживать и Митрим, и окрестности, а потому Аннаэль решил, что дружить с ними все таки надо - учитывая опасные времена под Солнцем и Луной. Аннаэль представился новому королю, чье имя он выговоривал как Финголфин, познакомился, а потом и подружился с его сыном Фингоном и часто охотился вместе с последним в митримских лесах. Нолдор любили поговорить, но на некоторые вопросы просто не отвечали. Однако, Аннаэль узнал от своего нового друга всю историю с пленением старшего брата Канафина, понял, почему тогдашний король нолдор не носил свой венец, и догадался о его решении. Канафин, которого синдар называли Маглором, как обычно исказив его второе имя, жил теперь где-то далеко на востоке, вместе со своими братьями. Наверное, он давно уже забыл и о самом существовании Аннаэля. Однако, Аннаэль не забыл того разговора под звуки серебряных струн. И когда его друг Фингон, ставший королем нолдор после гибели отца, обьявил о новой войне, Аннаэль присоединился к нему с большим отрядом лучников. Из всех митримских синдар, ушедших на Пятую Битву, уцелеть удалось только ему одному. После многих мытарств и бед Аннаэль с остатками своего народа все таки добрался до острова Балар, и поселился у Кирдана Корабела, обретя наконец желанный покой. А однажды, уже после того, как отгремела Война Гнева, Аннаэль прогуливался после шторма по песчаной косе Балара, и увидел на ней тело, принесенное морем. Князь сразу узнал Канафина-Маглора, несмотря на сотни лет, минувшие с их последней встречи. Да, тепер Аннаэлю было ведомо многое - в том числе и про кровавый след, который оставили за собой сыновья Феанора, скованные безумной Клятвой. Но в сердце синда не было других чувств кроме сожаления и боли, когда он приказал своим приближенным обрядить погибшего для похорон. Аннаэль сам прикрыл Маглора серым плащом, спрятав от любопытных глаз изуродованную страшным ожогом руку погибшего и вздохнул. На мгновение ему почудилась тень золотого венца, запутавшаяся в черных влажных прядях волос, и блеск рубинов, яростный, словно последняя атака гибнущего воинства.
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Домучив перший том "Гри престолів". Оскільки мені зараз дуже ніколи - мучив довго. Втім, підозрюю, що навіть якщо б і було коли - все одно б мучив довго)) В своєму бажанні, щоб усе було "як насправді" дядько Мартін явно перебирає міру, зливаючи симпатичних героїв уже в першому томі. Нед... Жаль мені Неда - але ж чоловік сам винен. Мав би спершу забезпечитись, а тоді вже вести з королевою довірчі розмови. Чимось - як я вже казав - він схожий на Фінголфіна) А тому дуже шкода, що далі його вже не буде. Малі Старки тримаються добре - навіть дурепа Санса. Раптова незалежність Півночі дуже потішила - це був єдино правильний вибір) Дейнеріс трохи розчарувала - хоча треба враховувати, що ця дружина вождя кочівників фактично дівчинка-підліток з травмованою з дитинства психікою. Повірити у людську вдячність... Це ж треба. Звісно - дотраки мені глибоко несимпатичні, вкупі з їхнім вождем. Вони аж занадто нагадують татарву, і національний менталітет змушує тягнутися до шаблі. Так що вождя мені зовсім не шкода, а ось Дені та її дитинку трохи є. Три дракончики - погана заміна і купа клопоту для усього світу... Тиріон... Автор занадто давить на жалість до цього слизького крутія) Але все ж таки серед своєї психованої родини він найадекватніший. А взагалі - найадекватніший в усій першій книзі - Джон Сноу.
Це все що приходить у віщих снах це те що приходить як безсоння як білі хмари що летять повз місяць до світання доки я пам’ятаю про неможливість попереднього і майбутнього існування наступає тиша після пожежі її можна почути навіть тоді коли мене вже нема бо я вийшов із тиші в тишу переходжу покоями сиплеться сніг за вікном знайомим спалахи й дзеркала мовчазні достовірна сила до мене ніхто не наблизиться бо мене немає для них доки горить лампа доки пише перо доки падає сніг
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Діти лісу у дядька Мартіна зовсім не ельфи, а якісь трипалі істотки з дитинку зростом. І він, себто безжальний автор сказав, що ельфів у його світі нема - вони, бачте, заяложені. Ельфи не можуть бути заяложеними, шановний пане Дж. Ну ось, тепер у мене немає стимулу дібратись до п'ятого тому... А я так сподівався...
Про то, как Ангбанду пришел Турин, поется немало песен среди всех народов Средиземья. Мы же опираемся в своих исследованиях на разрозненные записи, сделанные бывшими пленниками после того, как Ангбанд в буквальном смысле слова провалился сквозь землю, да на рассказ одного орка, чудом пережившего этот самый Турин, и до сих пор пребывающем в трезвом состоянии. Ибо бедняга как протрезвел тогда, так и не в состоянии напиться снова - любое количество огненной воды кажется ему недостаточным. Итак, Турина привели в Ангбанд. Предания молчат о том, почему Белег не успел спасти друга. Во всяком случае - он остался в живых, а беглеца Гвиндора со слезами на глазах встретила его золотоволосая невеста. Но, если на эльфов отсутствие Турина повлияло самым благотворным образом, то в Ангбанде вначале не поняли, с чем имеют дело. А когда поняли - было слишком поздно. Моргот поначалу обрадовался, ибо надеялся, что пленение сына благотворно повлияет на упрямца Хурина. Благотворно, ясное дело, в его, Морготовом, понятии. Но злой рок, сопровождавший Турина всегда и везде, прилетел Ангбанду рикошетом. Турин был из тех людей, все действия которых обращаются во зло. Проклятие же Моргота усилило невезучесть юноши. Мало того, что он угодил в плен - когда его поволокли на Тангородрим, чтобы показать Хурину, Турин ухитрился так неловко пнуть орка-конвоира, что загремел вместе с ним с самой вершины горы. Упал он на орка - и тому пришел Турин, а сам сын Хурина остался живым, но не невредимым. Что-то в его голове повредилось после падения - и Турин забыл все, даже собственное имя. Когда Моргот и Саурон убедились в том, что у парня действительно амнезия, то их мнения по этому поводу разделились. Саурон предложил скормить Турина волколакам на глазах у его отца, Моргот же решил, что это слишком грубо и примитивно. Он продолжал исследовать Турина, и убедился в том, что пленник не помнит, кто он такой, но воинские навыки и умение владеть оружием, остались при нем. Моргот подолгу беседовал с юношей, и сумел его убедить в том, что он, Турин, самый верный его слуга и полководец. Это - считал зловредный Бауглир - досадит Хурину намного больше, нежели то, что Турина сожрут волколаки. Саурон не был в восторге от этого проекта. Он втайне думал, что Турин просто притворяется беспамятным и натворит беды. Лорд ошибся в одном - Турин не притворялся, хотя беды натворил немало. Поскольку после Нирнаэт потери в орочьих войсках были велики, Моргот приказал отдать под начало Турина полк, оставшийся без командира. Злобный Саурон выбрал наибольших разгильдяев во всем Ангбанде, отвел к ним Турина и вздохнул с облегчением, полагая, что завтра же увидит голову нового полковника на одном из кольев, украшавших казарменный двор. Моргот тем временем о Турине подзабыл, а когда вспомнил, то был приятно удивлен. Полк Турина, которого подчиненные прозвали Агарван, от искаженного синдарского Агарваэн, был самым дисциплинированным во всей крепости. Новый полковник начал с того, что лично прикончил пятерых орков, посчитавших обидным служить под командованием человека. После того колы в казарменном дворе пополнялись регулярно, зато орки, решившие быть лояльными к новому командиру, ходили умытые, опрятные, в новом обмундировании и разучивали синдарскую любовную песенку, застрявшую в памяти Турина еще с Дориата и не вылетевшую даже при ударе об ангбандскую лестницу. Турин выбил для своих подчиненных двойной паек, лично прирезал вора-кашевара, набил морду интенданту, и тот, всхлипывая, обул полк в новые сапоги. Моргот радостно созерцал стройные ряды полка Агарвана, а Саурон недовольно хмурился. Чистенькие, отмытые и накормленные орки стали отчетливо напоминать своих предков-эльфов. Мало того, они явно обожали своего командира, а обожать в Ангбанде разрешалось только Моргота. Ну и еще его, Саурона. Саурон затеял сложную интригу, в результате которой Моргот, уже сделавший полк Агарвана гвардейским, был вынужден отправить этот полк на поиски и взятие Нарготронда. Причиной тому стали вконец обнаглевшие орки-гвардейцы, которые шатались по крепости и вызывали всех на поединки. Поскольку гвардейцы получали двойной паек, победа, естественно, оставалась за ними, а к пайку, втайне от командира, прилагалась существенная добавка. Моргот согласился - однако придал полку для усиления тяжелую артиллерию в виде Глаурунга Золотого. Через полгода полк Агарвана, изрядно поредевший, промаршировал назад через ангбандские ворота с развернутыми знаменами. Тяжело раненого полковника они несли на носилках из копий. Глаурунга не было. Саурон схватился за голову, и велел тащить выживших на допрос. Моргот запретил допрашивать гвардейцев с пристрастием - да впрочем они и так ничего не скрывали. Нарготронд они нашли, и полковник решил взять город одним ударом, использовав Глаурунга вместо тарана. Треть полка погибла при переправе через бурный Нарог, еще треть - при камнепаде, вызванном при попытке выломать врата Фелагунда, а оставшуюся треть переполовинили эльфийские лучники. Глаурунг же, у которого от ударов в ворота с головой стало совсем нехорошо, свалился в Нарог прямо на меч Турина, застрявший между камнями лезвием вверх. Сам полковник сорвался в реку за минуту до этого, и преданные орки с трудом выловили его из бурной воды. Солдаты восхваляли геройство Агарвана, оплакивали Глаурунга и вели себя... не как орки. Саурон ошалело смотрел на их просветленные уже не морды, лица - и внимал рассказам о подвигах и славе на довольно внятном синдарине, которого гвардейцы нахватались, переругиваясь через реку с лучниками Ородрета. Вместо того, чтобы тут же казнить Турина, Моргот приказал пополнить его полк новыми солдатами и хорошо экипировать. Он великодушно простил своему полководцу неудачный поход, а гибель Глаурунга списал на несчастный случай к великой радости бедняги Хурина, который наблюдал всю эту картину глазами Моргота, но сберег еще достаточно разума, чтобы убедить себя в том, что его сын величайший разведчик всех времен и народов, и нарочно прикинулся перебежчиком дабы напакостить врагу. Турин пришел Ангбанду вскорости после выздоровления бравого Агарвана. Полковник желал реванша. А поэтому хотел снова идти воевать Нарготронд. Поскольку Глаурунг пал смертью храбрых, Агарван решил подкрепить свой полк чем нибудь равновеликим. Моргот охотно дал ему в помощь пленных нолдор, бывших искусными кузнецами и литейщиками. Когда эльфы поняли, чего хочет этот странный адан-перебежчик с безумным блеском в глазах, они вначале опешили, потом переглянулись, а потом согласились. Работа закипела. Новое оружие испытывали в виду Ангбанда. Эльдар, решившие геройски погибнуть, но отомстить Морготу, расстарались вовсю. Огромное орудие с трудом волокли сотни пленных нолдор. Над ними черной тучей нависал мрачный Анкалагон - доставка на берег Нарога тарана, который мог метать каменные ядра через реку, была возложена именно на него. План нолдор был прост - передозировать намытый из селитры горючий порошок и учинить взрыв, который вполне мог снести врата Ангбанда. Собственная гибель при этом в расчет не бралась - пленники, настрадавшись в шахтах и копях, вполне готовы были умереть. Но эльдар не учли одного - Турин-Агарван сам захотел командовать парадом. К ужасу эльфов, он заложил абсолютно правильный и безопасный заряд, навел с помощью пещерных троллей орудие на цель - горную гряду, и поджег фитиль. Каменное ядро со свистом пронеслось в воздухе и, под аплодисменты Моргота и Саурона (последний к тому времени уже смирился с неизбежным) раздробило огромную скалу напротив крепости. Если бы стрелял не Турин, то на том бы все и закончилось. Но его фатальное невезение, направленое теперь против тех, кому служил потерявший память сын Хурина, сыграло свою роковую роль. Горы зашатались, и Арда задрожала. Всколебавшаяся земная кора вспучилась и треснула в нескольких местах. И одно из этих мест - случайно, конечно, - оказалось под Тангородримом. Ангбанд провалился в огненное озеро в считанные минуты. Не забывайте, что он находился фактически на вулкане. Турин остался жив, его фатум еще не исчерпал себя до дна. Он так и не вспомнил своего имени, даже когда нолдор привели к нему заросшего бородой седого старца, который называл себя Хурином. Беднягу Талиона вместе с его зачарованным креслом снесло с горы, и он погиб бы - если бы не приземлился на офонаревшего от всего происшедшего Анкалагона. Черный дракон видимо слегка рехнулся умом, а потому аккуратно опустил Хурина на землю, поглядел на геенну огненную на месте Ангбанда, поднялся в небо, сложил крылья и кинулся вниз. Больше никто не видел Турина. Говорят, что Хурин отвел его к сестре и матери, и Турин предложил сестре выйти за него замуж, ибо не узнал и ее. И лишь пощечина Морвен пробудила в нем память. Ангбандские пленники разбрелись по Белерианду, рассказывая всем о Турине, который пришел Ангбанду. Результатом этих рассказов был визит на берега огненного озера неких семерых эльфийских лордов. Лорды сии долго ходили вокруг озера и тяжко вздыхали. - И что теперь делать? - вопросил один из них, красавец с пепельными волосами, - остался единственный Камень, и он в Дориате. - Я слышал - ответил рыжеволосый задумчивый лорд, который прятал под плащом изувеченную правую руку, - что Турин пришел в себя, и его видели в Дориате же. Семеро лордов переглянулись и снова загляделись на огненное озеро. - Думаю, - закончил свою мысль рыжеволосый, - нам не стоит спешить...
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
"Доблесть его была подобно пламени, а стойкость – скалам; был он мудр, голос его был прекрасен, а рука – искусна; любил он честь и справедливость, и относился по-доброму ко всем эльфам и людям, ненавидя одного лишь Моргота; не искал он себе ни выгоды, ни власти, ни славы, но лишь смерть была ему наградой."
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
Вже вкотре розпочав "Гру престолів" - цього разу українською. Пішло, немов брехня по селу Все таки багато залежить від перекладу, і від основної мови, котру закладено у голову від народження. Мені став подобатись важкуватий стиль, розлогі родоводи і інтриги. Дядько Мартін так намагається не створити позитивних персонажів, що кожного з героїв наділяє якимось дефектом - моральним, або фізичним. Поки що мені дуже подобається Нед Старк і його малі, а з жінок- Дейнеріс. Ну і неперевершений Тиріон Ланістер - поза конкуренцією.
Слова падают в чашу фонтана как маленькие белые камешки.
"Отец... Прости меня, отец...
Ты был для меня олицетворением нашего народа, ты, а не безумный Феанаро, или слишком уж правильный Арафинвэ.
Ты не хотел покидать Валинор - помнишь, как мы с Туракано пыталсь доказать тебе, что нолдор просто необходимо испробовать себя на том берегу?
"Разве для того, чтобы понять себя, нужны опасности и беды? - спросил ты у меня тогда, - если нас призовут помочь тем, кто сейчас сражается в Белерианде, я первым стану в строй. Но зачем зря рисковать чужими жизнями - ведь ты лорд, сын мой, ты уйдешь не один, но поведешь за собой многих. Выдержит ли твой дух бремя ответственности за их погибель?"
Ответственность заставила тебя уйти с нами после гибели короля Финвэ и возглавить нас.
Если бы не ты, то во льдах погибло бы намного больше эльдар. Я помню твой голос - мелодию нашего страшного похода. Ты ободрял, ругал, поднимал, уговаривал - ты был одновременно в авангарде и арьегарде, в обозе и среди разведчиков, ты двоился и троился, твоя улыбка вселяла надежду, а от певучей речи что-то теплело в замерзших серцах.
Ты был нашей надеждой, нашей эстель. Потом об этом забыли.
Потом надеждой назвали меня.
Помнишь, как я не мог поднять на тебя взгляд после своего возвращения на крыльях Торондора? Я ждал укоров и упреков, ты же сказал только: "Мне грустно, что ты не смог мне довериться, сынок."
Не смог... Тогда не смог я - позже не смогли другие. Ты говорил о скорой войне, об упреждающем ударе, показывал карты и расчеты. Тебе не поверили.
Ты ведь не был воплощенным пламенем, ты был одним из нас: спокойным, уравновешенным, упорным. Не Мастером, просто мастером, хотя и искусным. Ты предоставлял доказательства и цифры, а нужно было взойти на возвышение и произнести речь, состоящую из пылких, ничем не подтвержденных слов и изречений. Тогда бы нолдор пошли за тобой так, как пошли за Феанаро.
Ты тоже это понимал.
И принял ответственность на себя - за сожженный Ард Гален, за Ангарато и Айканаро, за всех погибших в этой проигранной битве.
Я сижу на краю беломраморной чаши фонтана и говорю не с тобой, со статуей, которая стоит в этом небольшом саду нашей Барад Эйтель.. Скульптор, тоже уже погибший, изобразил эльда, пытающегося защитить от ветра огонек свечи. Я видел эту статую сотни раз, но только сейчас заметил, что у ее лица твои черты. И что свеча в тонких сильных пальцах уже погасла.
Я не узнавал тебя, потому что никогда не видел на твоем лице такого выражения. Только один единственный раз. Ты вышел на лестницу перед главной башней и приказал седлать Рохаллора. Я сам подвел тебе коня, и ты легко вскочил в седло. В этот миг я поверил в твою победу, поверил в невозможное. Не ты, но Вала с пылающим взором выехал в поспешно открытые ворота. Существо, равное по силе и мощи тому, что в Ангбанде. Но исполненное не ненависти, а любви, жалости и боли.
Я говорю со статуей, потому что тогда не смог сказать тебе ни слова, отец.
Я вже колись писав про битви всередині фандому. Головними причинами суперечок колись були ( а іноді спливають знову) роль Берена в історії Арди, чи мають Феанорінги право на Сильмарилли, чи був Фінголфін підлим інтриганом, та що потрібно було рятувати Ельвінг - дітей чи діаманти) Окрім того було ще кілька побічних тем таким або іншим чином зв'язані з вищеназваними - хто перший почав стріляти в Альквалонде, чи вірно Феанор зробив, покинувши ВД з ТД в Арамані... Будь яка з цих тем є холіварною і вибухонебезпечною. Зараз до цих тем дуже хоче приєднатися ще одна. Називається вона "Чи любите ви Брамса Валар?" Тема ця є суперхитрою - люблячий Валар толкініст мусить сприймати Сильм "з точки зору Валар". А отже - усі холіварні питання можуть вміститися в цій одній темі. Ось мені й хочеться проаналізувати - чому ця тема взагалі виникла. Почнімо з того, що наш любий Проф поставив перед собою шляхетну мету створити міфологію для Британії. І присвятив цьому своє життя. На чому тримається кожна міфологія? Зароджується світ. З хаосу постає гармонія. Але хаос не зникає. Більше того - він веде наступ на гармонію, бажаючи повернути її у первісний стан. Ентропія - вона не зла і не добра. Вона просто собі руїнація. І задля боротьби з нею з гармонії, або світового ладу виникають Боги, уособлення цього самого ладу. Боги наводять лад у прямому сенсі - титанів скинуто у Тартар, асурів переможено, сили Хаосу закуто у кайдани (кригу, камінь). Можна творити світ - чим Боги з радістю і займаються. Потім у світ приходять втілені істоти - від напівбогів до людей. Втілені істоти обживають цей світ. Боги не дуже втручаються в їхні справи - часом помагають, часом карають, щоб не дерли носа. Часом навіть допомагають у війні - допомагають конкретно, як у Іліаді, мечем та списом, або доброю порадою. Боги теж не злі і не добрі - вони можуть творити добро, можуть зло, або таке, що обертається злом. Викрав Аїд Персефону - і тужна мати Деметра-Природа забула про свої обов'язки, люди почали помирати з голоду. Присоромлений колегами Аїд уклав з тещею угоду: півроку Персефона живе з нею, півроку з ним. Злий Аїд чи добрий? А Деметра, через яку погинули цілі народи, поки вона шукала доньку? В усякому разі смертним навіть не приходило голови воювати на боці Аїда, або на боці Деметри. Саме так - міфологічні Боги воюють на боці людей, а люди на боці Богів не воюють. А от прийшов Заратустра і сказав, що усі неправі) Є добрий Бог Ахурамазда, а є злобний Ангріманью. І всі чесні люди мають бути на боці Ахурамазди. Бо в час останнього суду буде непереливки. Далі більше - ця блискуча думка потихеньку перебралася через юдаїзм - до християнства. І люди стали воювати на боці Богів. Тобто, вибачаюсь - Єдиного Бога, він же Трійця. Числені хрестові походи, інквізиція, та інші подібні речі - це намагання захистити свого Бога від супротивника-сатани. При чому хрестоносцям абсолютно не заважало те, що вони, скажімо, були з інаковірцями надто жорстокі, або збагачувались військовою здобиччю. Адже вони воюють на боці Бога, а отже завжди праві. Ну, а тепер повернемося до Арди. Якби наш Проф був не добрим католиком, а трохи байдужим до віри англіканцем, котрий навідувався до церкви раз на рік, то і світ його був би зовсім іншим. Були б Валар - творці світу, котрі змагалися з Хаосом, була б їхня перемога, потім прокинулися б ельфи, люди та всі, кому належить (Ауле б за гномів точно не отримав би догану). Вони жили б у гармонії і у Арді був би золотий вік. Потім почався б розбрат і війни, в різних місцях виникали б рецидиви Хаосу, з якими б героїчно воювали ельфи й люди за допомогою Валар. Якщо ельф, або людина задерли б носа і перестали шанувати Валар, то отримали б по носі. А от для героїв, котрі викликали божество на поєдинок, одразу ж була б амністія і статус напівбога. Авжеж - Боги міфологій охоче змагалися з людьми і аналогами ельфів. Арджуна бився з Шівою, герої Іліади теж не пасли задніх... Навіть біблійний Іаков "боровся з Богом" і не отримав за це догани - Єгова оцінив його відвагу. Одним словом - за віком Богів мав би настати вік героїв. Але думка Профа, великого знавця міфологій, то вільно летить, то звертає у біблійну колію. Створюється сатана - однозначно негативний Вала, котрий тільки руйнує і шкодить. У вік Богів його перемагають і традиційно впаковують у підземелля. А от далі - увага- випускають. У надії, що винуватець "перекувався" Це вже не міфологія, а добрий католицизм автора. В жодній з міфологій охоронці ладу не дадуть добровільно волі ентропії. При чому та сама ситуація згодом виникає ще раз - коли Еонве відпускає Саурона. Далі має настати "вік героїв", але він чомусь не настає. Бо всі кандидати в герої сидять у безпечному Валінорі і дуріють від нудьги. Героїв потрібно повернути на поле битви. Однак - виникає ситуація, коли з одного боку потрібні воїни для боротьби з ентропією, а з другого боку ім це робити не по чину. Немає в християнстві "віку героїв", у якому хрестоносці побивають мечами демонів і самого сатану. А отже - увага - герої мусять прорватися до своєї справи проти волі Богів - охоронців ладу. Виникає ситуація, котра не дублюється в жодній з міфологій світу. Герої, щоб виконати свою місію, змушені стати відступниками. Борці з ентропією йдуть проти захисників ладу. Більше того - вони вже навіть не герої, вони братовбивці. Героями стають ті їхні родичі котрі героїчно захищають кораблі, щоб не дати борцям з ентропією потрапити туди, де ця сама ентропія вже гуляє на просторі. Більше того - ці новітні герої діють згідно волі охоронців ладу... Не знаю, як у кого, а моє логічне мислення дало перший збій у цьому самому місці. І я на превеликий жаль у цьому не самотній. Вік героїв в Арді таки настав... Вік проклятих Богами героїв, котрі є братовбивцями, визнають це і оплакують свою провину. А міфологічний герой - це особа цілісна. Вона рефлексувати не повинна. Тому вік героїв Арди і закінчується Нірнает - ентропія якраз оцю щілину знайшла і знищила лад на великій території. Щоб зупинити розповзання ентропії організується... Ну так, хрестовий похід, Війна Гніву... Ще одне християнське нашарування... Сатану зі світу прибрали - бісеня залишили... Саурона. Адже віку людей і людських воєн без божественного втручання наставати начебто рано. Друга епоха дублює першу - тільки тут і біс менший калібром, і герої - замість Феанаро Келебримбор, замість Фінгона - його син, замість Тургона - Елронд... Ну і нарешті - Третя епоха людських воєн. Ентропія, щоправда, для цього міфологічного рівня є занадто високою, але її врівноважують істарі. Це я оповів тільки про найголовніші алогізми Арди - а їх по усьому Сильму ой як багато. А ще ж є величезний пласт довколасильмовської творчости любого Профа. І це - до речі - пречудово. Проф - геній, він створив абсолютно оригінальний світ з абсолютно оригінальним розвитком. Але чомусь останнім часом на тих, хто бачить ці алогізми, накидаються з криком - ви не любите Валар. Люди добрі - Валар це персонажі, котрі створені татом Еру, себто Толкіним. Сильм не Біблія - хоча й у Біблії є аж триста трактувань (рівно стільки різноманітних християнських напрямків) Я вважаю, що не потрібно уподібнюватись оцим самим напрямкам, послідовники яких вважають, що тільки вони вірно розуміють святе письмо. Та добре, якби тільки вважали, але ж вони мають погану звичку записувати у вороги того сусіда, котрий думає інакше.
Я уже когда-то писал о битвах внутри фандома. Главными причинами споров когда-то были темы - ( иногда они всплывают снова) - роль Берена в истории Арды , имеют ли Феаноринги право на Сильмариллы, был Финголфин подлым интриганом , и что нужно было спасать Эльвинг в первую очередь - детей или бриллианты ) Кроме того было еще несколько побочных ответвлений, тем или иным образом связанные с вышеназванными - кто первый начал стрелять в Альквалондэ , верно ли Феанор сделал, покинув ВД с ТД в Арамане ... Любая из этих тем считалась холиварной и взрывоопасной . Сейчас к этим темам очень хочет присоединиться еще одна. Называется она " Любите ли вы Брамса Валар?" Тема эта является суперхитрой - любящий Валар толкинист должен воспринимать Сильм "с точки зрения Валар" . А значит - все вышеназванные холиварные вопросы могут уместиться в этой одной теме. Вот мне и хочется проанализировать - почему эта тема вообще возникла . Начнем с того, что наш дорогой Проф поставил перед собой благородную цель создать мифологию для Британии . И посвятил этому свою жизнь. На чем держится каждая мифология? Зарождается мир. Из хаоса возникает гармония. Но хаос не исчезает. Более того - он ведет наступление на гармонию, желая вернуть ее в первоначальное состояние . Энтропия - она не злая и не хорошая . Она просто себе разрушает. И для борьбы с ней из гармонии, или миропорядка возникают Боги, олицетворение этого самого порядка. Боги наводят порядок в прямом смысле - титаны сброшены в Тартар , асуры побеждены , силы Хаоса закованы в цепи (лед , камень) . Можно творить мир - чем Боги с радостью и занимаются. Затем в мир приходят воплощенные существа - от полубогов до людей Воплощенные существа обживают этот мир. Боги не очень вмешиваются в их дела - иногда помогают, иногда наказывают , чтобы не задирали нос. Порой даже помогают в войне - помогают конкретно, как в Илиаде, мечом и копьем, или добрым советом . Боги тоже не злые и не добрые - они могут творить добро, могут приносить зло, или совершать поступки, которые оборачиваются злом . Похитил Аид Персефону - и тоскующая мать Деметра-Природа забыла о своих обязанностях, люди начали умирать от голода. Пристыженный коллегами Аид заключил с тещей сделку: полгода Персефона живет с ней, полгода с ним. Злой Аид или хороший? А Деметра, по вине которой умирали люди, пока она искала дочь? Во всяком случае смертным даже в голову не приходило воевать на стороне Аида , или на стороне Деметры . Именно так - мифологические Боги воюют на стороне людей, а люди на стороне Богов не воюют. А вот пришел Заратустра и сказал, что все неправы) Есть хороший Бог Ахурамазда , а есть злобный Ангриманью. И все честные люди должны быть на стороне Ахурамазды . Потому что во время последнего суда виновным мало не покажется . Дальше больше - эта блестящая мысль потихоньку перебралась через иудаизм в христианство . И люди стали воевать на стороне Богов . То есть, извиняюсь - Единого Бога, он же Троица . Многочисленные крестовые походы, инквизиция и другие подобные вещи - это попытка защитить своего Бога от противника - сатаны. Причем крестоносцам совершенно не мешало то , что они были с инаковерцами слишком жестоки, или обогащались военной добычей. Ведь они воюют на стороне Бога, а следовательно всегда правы. Ну, а теперь вернемся в Арду . Если бы наш Проф была не добрым католиком , а немного равнодушным к вере англиканцем , который наведывался в церковь раз в год, то и мир его был бы совсем другим. Были бы Валар - создатели мира, которые сражались бы с Хаосом и победили, потом проснулись бы эльфы, люди и все , кому положено ( Ауле бы за гномов точно не получил бы выговор ) . Они жили бы в гармонии и в Арде был бы золотой век. Затем начался бы раздор и войны, в разных местах возникли рецидивы Хаоса, с которыми героически сражались бы эльфы и люди с помощью Валар . Если эльф или человек задрали бы нос и перестали уважать Валар , то получили бы по носу. А вот для героев, которые вызвали божество на поединок, сразу же была бы амнистия и статус полубога . Да - Боги мифологий охотно сражались с людьми и аналогами эльфов. Арджуна сражался с Шивой, герои Илиады тоже не отставали ... Даже библейский Иаков " боролся с Богом " и не получил за это выговор - Иегова оценил его отвагу. Одним словом - за веком Богов должен настать век героев. Но мысль Профа, большого знатока мифологии, то свободно летит, то снова ступает на библейскую стезю . Для Арды создан сатана - однозначно отрицательный Вала , который только разрушает и вредит. В век Богов его побеждают и традиционно упаковывают в подземелье. А вот дальше - внимание - выпускают. В надежде, что виновник " перековался" Это уже не мифология, а добрый католицизм автора. Ни в одной из мифологий защитники порядка не освободят энтропию добровольно. Далее должен наступить "век героев", но он почему-то не наступает. Ибо все кандидаты в герои сидят в безопасном Валиноре и сходят с ума от скуки. Героев нужно вернуть на поле битвы . Однако - возникает ситуация, когда с одной стороны нужны воины для борьбы с энтропией, а с другой стороны им это делать не по чину. Нет в христианстве " века героев" , в котором крестоносцы побивают мечами демонов и самого сатану . А значит - внимание - герои должны прорваться к своему предназначению против воли Богов - хранителей порядка. Возникает ситуация, которая не дублируется ни в одной из мифологий мира. Герои, чтобы выполнить свою миссию, вынуждены стать отступниками . Борцы с энтропией идут против хранителей порядка. Более того - они уже даже не герои, они братоубийцы. Героями становятся те их родственники, которые героически защищают корабли, чтобы не дать борцам с энтропией попасть туда, где эта самая энтропия уже гуляет на просторе. Более того - эти новейшие герои действуют согласно с "линией партии" т.е. хранителей порядка. Не знаю, как у кого, а мое логическое мышление дало первый сбой в этом месте . И я, к сожалению, в этом не одинок. Век героев в Арде все же настал ... Век проклятых Богами героев , которые являются братоубийцами , признают это и оплакивают свою вину. А мифологический герой - личность цельная. Он рефлексировать не должен. Поэтому век героев Арды и заканчивается Нирнаэт - энтропия эту слабину нашла и уничтожила порядок на большой территории. Чтобы остановить энтропию организуется ... Ну да, крестовый поход , Война Гнева ... Еще одно христианское наслоение ... Сатану из мира убрали - бесенка оставили ... Саурона . Ведь веку людей и человеческих войн без божественного вмешательства наступать вроде рано. Вторая эпоха дублирует первую - только здесь и черт меньше калибром , и герои - вместо Феанаро Келебримбор , вместо Фингона - его сын , вместо Тургона - Элронд. вместо Финрода - Галадриэль. Ну и наконец - Третья эпоха человеческих войн. Энтропия, правда, для этого мифологического уровня слишком высока, но ее уравновешивают истари. Это я рассказал только о самых главных мифологических алогизмах Арды - а их по всему Сильму ой как много. А еще есть огромный пласт черновиков дорогого Профа. И это - кстати - прекрасно. Проф - гений, он создал совершенно оригинальный мир с совершенно оригинальным развитием . Но почему-то в последнее время на тех, кто видит алогизмы этого мира, набрасываются с криком - вы не любите Валар . Люди добрые - Валар это персонажи, созданные Толкиным. Сильм не Библия - хотя и у Библии есть триста трактовок (ровно столько различных христианских направлений ) Я считаю , что не нужно уподобляться тем направлениям , последователи которых считают , что только они правильно понимают священное писание . И хорошо, если бы только считали, но они имеют плохую привычку записывать во враги того соседа , который думает иначе.
Я тобі журавлика надішлю, Щоб ти знав, мій друже, що я жива. Наше небо, брате, із кришталю, І коли розіб'ється — заспіва. Звідусіль вітри понесуть полин, Що до цього жевріло — палахне, І чого для певності не стели - Все крихке, химерне та наносне. Під крилом за обрій — горить трава, І ніяких схованок не бува.
І до віків благенька приналежність переростає в сяйво голубе. Прямим проломом пам'яті в безмежність уже аж звідти згадуєш себе (с)
На превеликий жаль моя улюблена команда Мандосу на чолі з Суддею у повному складі знялася з БПВ. Без них на фесті стало нудно. Тому вивішую цей маленький привіт з того світу. Щоб не забували, кого треба боятись)) Аве, Намо, ті, що йдуть на смерть, вітають тебе)
К 10.16 Где-то в Хэлкараксэ Финголфин засыпает, дух его покидает тело и отправляется в Мандос. В конечном итоге он находит в себе силы вернуться обратно, но до этого между ним и Намо происходит разговор.Какой?
Это случилось во время Ледового Похода. Сейчас барды слагают о Хелькараксэ песни, возвеличивая наш героизм, прошедший через все испытания. Правильно делают - я поощряю сочинителей и сам требую исполнения этих баллад в каминном зале Барад Эйтель. Ясное дело, когда в крепости нет гостей из Химринга. Не могу даже сказать, когда это произошло. В Хелькараксэ не было времени - не потому, что не было Солнца и Луны. Тогда мы еще жили в ритме Кругов Света. Деревья погибли - но мы, выросшие в их мерцающем освещении, чувствовали приход того, что после названо было днем и ночью. А вот во льдах это чувство было утрачено. Чувствовать себя затерявшимся во времени, вот что было страшнее всего. Иногда мне казалось, что мы потерялись и в пространстве, что мы идем назад в Араман, или вообще куда-то в сторону. Звезды мало помогали - их не так часто было видно, а во время метели мы вообще теряли разум. И все таки шли. Я предводитель - а потому лордам и народу знать о том, что я теряю чувство направления, было вовсе необязательно. К губам у меня примерзла улыбка, голос звучал бодро, и вообще я казался воплощением уверенности. То, что творилось у меня в душе, убивало медленно. При каждом появлении звезд я начинал исчислять направление пути, очень часто не успевал - небо снова затягивали тучи - и мне становилось страшно. И в один вовсе не прекрасный миг я сломался. Я лег, завернувшись в плащ, на очередном привале точно зная, что не проснусь. Нет сил... Не могу больше. Во сне я брел берегом какой-то реки. Было тепло, но я боялся снять плащ,откинуть капюшон. Река журчала, манила прозрачной водой. Потом я увидел мост - каменный мост, по обе стороны которого стояли огромные песочные часы. Песок с тихим шуршанием сыпался сверху вниз - его было много. Отсчет времени на обоих часах только начался. За мостом я увидел лес - ухоженный валинорский лес со множеством тропинок. Я перешел мост, еще раз оглянулся на часы и двинулся вперед. Тропинка вывела меня к озеру, возле которого толпилось множество эльдар. Озеро было огромным - противоположный берег скрывал туман. Эльфы ходили по берегу, сидели на траве, многие лежали, свернувшись калачиком и будто спали. Никто не разговаривал - над туманным водоемом застыла странная такая тишина. Лица встречных мне были незнакомы. И только лишь, когда в толпе мелькнули знакомые до боли золотистые косы, я понял, что я умер... Я узнал погибшую недавно Эленвэ - жена моего сына шла мне навстречу, не касаясь травы. Ужас, обьявший меня, понемногу развеивался - я в Мандосе, а значит никогда больше не почувствую холода Хелькараксэ. И не нужно вычислять по звездам дорогу, утешать живых и закрывать глаза умершим. Я свободен... Эленвэ смотрела на меня пустым остановившимся взглядом. Я обратился к ней, заговорил о Туракано, об Итарильдэ - но даже тени понимания не осталось на этом прекрасном лице. Фэа Эленвэ не узнавала меня, ей было безразлично то, что станется с ее возлюбленным, и дочерью, ради которой она пожертвовала жизнью - Не волнуйся - она счастлива, - раздался тихий мелодичный голос. Я ни разу не видел лица Намо - тогда, в Арамане он был в черном плаще, воплощенный ужас и кара. И голос у Судьи теперь совсем другой, а лицо... Лицо напоминало об Ирмо и садах Лориэна. О покое и радости. - Ты еще жив, Нолофинвэ Финвион, - сказал Судья, - на моей памяти это первый случай, когда дух эльда приходит в Мандос, оставив тело, в котором не угасла жизнь. Я вздрогнул. - Ты не хочешь назад, - сочувственно продолжил Намо, - и я тебя понимаю. Твоя душа полна раскаяния, она страждет, как и твое тело. Здесь страждущий излечится. Скоро ты перестанешь чувствовать боль. - Как они? - спросил я, глядя на умерших. Странно, но излечиваться я почему-то не хотел. Меня пугали отрешенные лица призраков. - Великий Намо, - спросил я о том, что хотел когда-то узнать при жизни, - почему за все время нашей жизни в Валиноре, не вернулся к жизни ни один из погибших? Ведь гибли многие - до встречи с Оромэ. Мой отец упоминал о своих погибших друзьях - он надеялся... А теперь и отец... - Ну почему же, - сказал Намо, - вот Мириэль вернулась. Она захотела снова жить в теле, и ей это было дозволено. - Мириэль вернулась... Но ведь тогда отец... - Финвэ благороден, - ответил Судья с улыбкой, - он решил остаться тут навечно. Он исцелился - в отличие от матери Феанаро. Намо обвел рукой берег озера. - Не возвращаются, - сказал он, - потому что не хотят. Это их озеро Куивинен - материнская утроба твоего народа. Там, на восточном берегу, оно давно исчезло с лица земли, но здесь озеро снова несет свои воды. - Воды забвения, - сказал я, - мертвые... - Эти воды смывают все беды и страдания, - Судья говорил со мной как с ребенком, не понимающим отеческого увещевания, - а разве отсутствие страдания не есть счастье? Здесь эльдар понимают, что покой - это самое главное. Даже самые пылкие - ты отличишь сейчас нолдор из твоего воинства от всех остальных? Когда там, во льдах, твое сердце остановится, ты тоже это поймешь. Возможно не сразу - многие поначалу рвутся назад. Но потом... - Даже проклятые вами обретают этот покой? - вырвалось у меня. - Пророчество, - мягко поправил Намо, - как раз и грозит твоему народу невозможностью обрести покой. Даже здесь... - "И вечно будете тосковать по телам", - пробормотал я, - но я еще жив... - Ненадолго. Твое время истекает. Я вспомнил часы у мостика... Там шуршали мои последние мгновения. Судья смотрел на меня с ласковым укором. Он правда хотел мне добра - но мне вдруг стало жутко: так паук смотрит на муху, зачем, мол, она бьется с сетях, рвет паутину, ведь ее ждет покой. - Я хочу вернуться к войску! - крикнул я. Призраки на берегу даже не обернулись на голос. - Вряд ли тебе это удастся, - пожал плечами Намо, - да и зачем. Ты ведь все равно придешь сюда рано или поздно. Я бросился бежать. Меня никто не останавливал. Лесная тропа, каменный мостик, часы... Песок уже не сыпался,он скользил, летел, отсчитывая последние минуты. Я мчался по берегу, скользя на камнях. Воздух раздирал легкие, он становился все холоднее и холоднее. Я пил его как вино - смертоносный воздух ледяного пролива. А тьма вокруг сгущалась и сгущалась. Я упал, упал навзничь, с ужасом думая о том, что сейчас приду в себя среди призраков туманного озера. И тут я увидел звезды. Небо было чистым и высоким. Холод леденил тело, забирался под плащ. Сыновья тормошили меня - их тревожные лица говорили о том, что я спал слишком крепко. Я не знаю, что это было - явь или кошмарный сон. Иногда мне мерещится ласковый голос Намо и счастливые бездумные лица погибших. И ужас леденит душу при мысли о подобном посмертии. И тогда я начинаю думать о госпоже Мириэль, которая все же захотела вернуться.
Эта книга из тех, что должны быть прочитаны в безоблачном советском детстве, а потом заброшены на полку и благополучно забыты. Но в детстве мне ее прочитать не довелось, хотя основные произведения Беляева читаны, и многое в то время нравилось несмотря на условность персонажей и картоные декорации. Прочитавши "Торговца воздухом", я сразу же полез искать год написания. 1928, однако... Основной враг - мировой капитал, олицетворяемый Британией. Да вот - вместо проклятой Америки ее респектабельная сестра. Сюжет в принципе довольно примитивен - перепев истории о "сумасшедшем ученом" на советский манер. Где-то в то же самое время писался "Гиперболоид инженера Гарина", то есть тема витала в воздухе. Где-то в Якутии геолог Клименко и его проводник, местный уроженец Никола, обнаруживают странный феномен, который якуты прозвали "ноздря Аль-Тойона". Эта "господня ноздря" работает по принципу пылесоса, втягивая в себя воздух. В этих местах пропадают люди. Случайно спасенный Клименко из бурной реки ученый-англичанин, неведомо как оказавшийся в Сибири, настойчиво отговаривает коллегу изучать данное явление. Но Клименко не внимает предупреждению и, вместе с проводником попадает в подземную лабораторию, где "наймиты международного капитала" перерабатывают воздух в компактные кубики. На продажу. Тут таки обнаруживаются пропавшие ранее якуты, которых используют как чернорабочих. Клименко, который становится то ли гостем то ли пленником того самого англичанина Бейли, знакомится с другими обитателями лаборатории - шведским ученым с дочерью, шотландцем-радистом и прочими. Вначале Бейли ему поясняет, что воздух перерабатывается для "торговли с марсианами". Потом "клятые капиталисты", пользуясь разрежением атмосферы, начинают продавать воздух за деньги, а рабочий класс вкалывает за право дышать. Логика, конечно, убойная. Воздуха не хватает по всей планете, а значит клятые капиталисты тоже должны жить в герметичных домах. Прощай Ривьера, Канары, Гавайи... Это ж какими дурнями надо быть, чтобы начать такой бизнес - для чего денежки, если их негде тратить. Естественно Клименко с помощью верного Николы призывает на помощь Красную армию, которая всех сильней, и авантюра Бейли терпит неудачу. Хэппи энд, правда, омрачен гибелью красавицы-шведки, влюбленной в нашего геолога. Но рабочий класс спасен, и мировая революция уже не за горами. По сравнению с другими романами того же автора - скучно и примитивно, увы... Безумный Бейли и клятые капиталисты словно сошли со страниц агитки. Самоубийство шведки Норы предсказуемо - останься она в живых, ее роман с Клименко был бы обречен, а сама леди получила бы концлагерный срок "за то, что иностранка". Ясное дело, что в романе этого прописывать было нельзя. Единственный не ходульный персонаж - веселый якут, который чем-то напоминает гнома Гимли). В общем - своему сынуле я бы сей роман для прочтения не рекомендовал.
Я, Ломион, сын Арэдель, погибаю от тоски и беэнадежности. Я брожу по улицам белого города, стараясь держаться в тени от слишком яркого солнца, пытаюсь занять себя работой, обучением военном делу - не помогает. Дядя ласков и приветлив, он отдал под мое начало целый клан. Принц Гондолина, сын сестры короля, я живу в собственном дворце, командую воинами, творю оружие и украшения такие, какие желаю сам. Я наконец свободен. И несчастен. Я не могу забыть смерти матери - Арэдель не хотела умирать, в бреду она шептала о проклятии и Мандосе, ей было страшно. И не могу забыть смерти отца. Да, не жалко. Да, дядя прав... Да, Эол заслужил это. Да, именно так, златовласая сестрица. Ты смотришь на меня, словно на орка, который прикидывается эльфом, ты одна зовешь меня Маэглином, ненавистным именем, которым обозвал меня отец, именно обозвал, как приблудного щенка. Ты считаешь, что я должен был сожалеть о смерти убийцы матери? О смерти убийцы твоей родственницы, которая в свое время воспитала тебя, заменив погибшую во Льдах Эленвэ. Да, я хорошо изучил свою родословную и историю семьи. А потому мне непонятны твои возвышенные речи и намеки об отсутствии у меня сыновних чувств. Все мои чувства достались матери - отец не получил ничего. Я ненавижу его, златовласая сестрица, я скоро возненавижу и тебя, потому что на все мои признания в любви ты отвечаешь лишь холодным презрением. В этом я похож на Эола - ненависть сжигает мою душу, словно смертельный яд. Но я похож и на мать - хотелось бы верить. На ее светлоокий отважный род, на ее братьев и отца, о которых она столько рассказывала под сенью Нан-Эльмота, на насмешливых и властных нолдор, с их горьковатой иронией и скрытым страхом перед судьбой. Мой дядя Тургон властен и надменен - в меру. Я люблю его - насколько я способен кого-нибудь любить. Но стены его города давят, словно оковы. Теперь я понимаю мать - понимаю, почему она ушла отсюда. Я свободен - в кольцах этих стен. А мне хочется сесть на коня и мчать в неизведанную даль, навстречу опасностям и битвам. Почему, ну почему дядя не вступил в войну, прозванную Дагор Браголлах? Да, тогда раскрылась бы тайна Гондолина - ну и что? Сотней лет больше, сотней меньше - какая разница, если нолдор все равно обречены? Ты не была на тех похоронах, златовласая сестрица - дядя взял с собой только меня и Глорфиндейла с Эктелионом. Орел, сидящий на скале, исполненный величия. И тело эльфа, растерзанное, изломанное. Когда я посмотрел тогда в лицо Тургона Гондолинского, то понял - на следующую битву он выйдет, чем бы это не кончилось. Потому что он любил своего отца, которого мы похоронили в скалах. Счастливчик Тургон - его отец не убивал его матери, и не грозил заковать его в цепи. Его отец погиб, сражаясь с самим Морготом - мы услышали это в орлином клекоте. Такого отца можно любить - не правда ли, златовласая сестрица? И я оказался прав. Мы идем на войну - я веду за собой свой клан, прозванный Кротами. Ничего смешного, златовласая сестрица, кроты роют глубоко. Мои воины в черных доспехах из галворна, вооружены обоюдоострыми секирами. Такая же секира стала и моим оружием, да еще я взял с собой отцовский меч. Я не верю в приметы, золотоволосая сестрица, я похитил этот клинок, когда мы бежали из Нан-Эльмота, и верю, что Ангуирель меня на подведет. Король Тургон, мой дядя, посылает меня вперед, предупредить своего брата. Серебряные трубы Гондолина поют звонко, и под их пение я вступаю в Барад Эйтель. Мой второй дядя - Верховный Король - улыбается мне, называет любимым племянником и сжимает мне руку. Он рад - конечно, не мне, а войскам из Гондолина, но мне приятно. Я хотел бы, чтобы ты это видела, златовласая сестрица, не пожелавшая даже попрощаться со мной. Из всей битвы я запомнил только тяжесть доспехов и онемение рук, которые уже не в силах держать секиру или меч и щит, мой черный щит без герба. Да, герба у меня нет - я не захотел нести щит с гербом принца Дориата, моего отца, а герб принца Второго Дома на моем щите был бы кощунством. Я сражался и убивал - и страха не было в моей душе. Я не боялся Мандоса, ведь на мне нет проклятия. Ангбандского плена, пожалуй, боялся, но я пообещал сам себе, что не сдамся живым. Король Тургон послал меня на помощь к брату в последний миг перед тем, как меж нашими войсками прошел дракон... Тургон надеялся, что я прорвусь - и я прорвался со своими Кротами. О, мои рудокопы - они крошили орков как пустую породу в надежде обнаружить рудную жилу. Все было очень плохо - вокруг Верховного Короля Фингона осталась лишь горстка воинов. Между ними, и остальным войском метался дракон, еле сдерживаемый гномьим хирдом. О, если бы ты могла увидеть его, златовласая сестрица - его чешуя сверкала яростнее твоих кос. Фингон был уже дважды ранен, но как он сражался... Я преклоняюсь перед тобой, Астальдо - и именно поэтому я умру именно здесь. Я решил умереть в бою еще в Гондолине - даже в случае нашей победы. Я гибну в проигранной битве - ну так что ж... Ты не пожалеешь обо мне, златовласая сестрица, но мне уже и не нужна твоя жалость. Огненные чудовища совсем рядом, и король падает под ударом бича барлога. Но мой меч разрубает бич - ты не подвела меня, небесная сталь, равной которой нет. - Заберите короля! Уходите! Я вымуштровал Кротов так, что они слушаются меня с полуслова. Они не сентиментальны, златовласая сестрица. Как и я. Если я считаю, что жизнь Фингона Астальдо важнее моей, то пусть будет так. Но я так не считаю. Я почти не знаю Верховного Короля, я видел его в бою и оценил его отвагу - но и только. Возможно, если бы у него было время, и он узнал бы мою историю, то в его синих глазах, так похожих на твои, златовласая сестрица, появилось бы холодное презрение. А может быть и нет - ведь стал же я любимцем Тургона. Хотя, Тургон слышал гнусные речи Эола о нашем народе, и видел смерть сестры, а Фингон... Я сказал - "о нашем народе"? Я правда так подумал? Я начинаю смеяться, захлебываясь воздухом и пеплом Анфауглита. Затем поднимаю королевский шлем, помятый и окровавленный, одеваю его на себя и становлюсь возле воткнутого в землю копья, на котором рвется на ветру синий стяг с серебряными звездами. Барлоги рядом. Один волочит лапу - Фингону удалось подранить чудовище. Ведь должна же сбыться хоть одна мечта? Верно златоволосая сестрица? Я мечтал о тебе, затем мечтал о славной гибели... Впрочем - какая слава, я последний воин у гибнущего знамени... Но гибель - гибель вот она. И я поднимаю меч, чтобы ее встретить.
один день из жизни сотрудника нарготрондской библиотеки- Так, так, по очереди! Все по очереди! У меня только две руки! Заказы сюда, на стол. Как, читательского нет?! Лауральдо, где же ты его опять потерял? Между Нарготрондом и Минас-Тиритом уже штук пять твоих читательских валяется! Нет, мой хороший, без читательского никак нельзя. Библиотечное дело порядок требует. Иди, оформляй новый как положено. Следующий. Вот, Илмар, твои книги принесли. Что, не все? Где бланк с отказом? А, понятно, отдел редких книг. На второй этаж, третья дверь направо. Почему редких? То есть как, почему? Редкие, они и есть редкие, ну мало их, понимаешь? Редкие… Вот потаскал бы через Хэлкараксэ рюкзак с книгами, тогда бы понял, почему редкие. Следующий! Читательский где? Мама моя ванья! Это что же за фотография на нём такая? Ах, это ты тут в шлеме… Нет, так дело не пойдёт, клей новую! Я понимаю, что на военном билете у тебя такая же, но здесь библиотека! И фото должно быть какое положено. В шлеме! Ты бы хоть забрало поднять догадался. Следующий! Что стряслось? Страниц не хватает, где? Всё ясно, справочник по минералогии. Опять его гномы ободрали. Говорила я, нечего столько наугрим пускать в библиотеку, тут своим не хватает… Вот, полюбуйтесь теперь! А восстанавливать теперь целая история, переписчик, он ведь тоже не железный. Следующий. Здравствуй, Талион! Нет, не принесли тебе карты Западного Белерианда, выданы все. Военный совет будет, вот и забрали. По личному указанию лорда Финрода. Что ж поделать, времена такие… Следующий. Так, Ильве, а почему у тебя читательский не продлён? У тебя штамп последний ещё аж в Неврасте ставили. А теперь посмотри, где ты и где Невраст. Иди продляй! Следующий. Что тебе, Сулинве? Собрание трудов по общему языкознанию, одну минуточку! Что, не даэроновское, а чьё? Феанора? Ну, так это заказывать надо, в книгохранении оно, часа через два принесут. Почему в хранении – так ведь их сейчас почти никто не читает. С тех пор, как Тингол квенья запретил, с тех пор и не читают. Следующий. Этнографию народов Белерианда? Утеряна она. Как почему? Хотелось бы мне самой знать, почему книги теряют. Вон Тингол позаимствовал у нас «Историю государства Морийского», уже пятый год несёт. А в Дориат никого из нас не пускает, видимо, отдавать не хочет. Следующий. Так, берём на абонемент, хорошо! Но из города ни шагу. В дозор! Да ты в уме, друг мой! Когда тебе там читать! Мало ли, время он найдёт! Нет, выносить из города нельзя, опасно. Ах, когда можно будет?! Да когда орки читать научатся! И вовремя книги возвращать! Вот и заботься о сохранности фонда… Ох, устала. Митрелас, смени меня на выдаче на часок, пойду хоть чаю выпью. Да ещё и внутренней работы невпроворот. Феанорингам на руки не выдавай ничего, кроме сочинений самого Феанора. А то с них книг обратно до Второй Музыки потом не дождёшься. За гномами следи в оба глаза! И чтобы не шумели. В идеальном читальном зале тихо должно быть, как в Мандосе, а у нас вечно шум как на аданской ярмарке. Ну сил моих нет, на ногах не стою, как дружинник после учебного марш-броска. А дел ещё по горло. Что-то мы поэтических вечеров давно не устраивали. Маглора может быть пригласить? Да ведь у него все стихи на квенья, синдар обидятся. Сто лет назад приглашали Даэрона, половина слушателей в слезах утонула. Красивые стихи, но очень грустные. С периодикой вообще беда у нас. С последним орлом альманах «Голос Тириона» прислали, свежий совсем, 20 лет как вышел. А половины номеров нет. Куда делись? В Гондолин! Тургон у них основной подписчик. А межбиблиотечный абонемент он организовывать не хочет, на секретность ссылается. Ладно, посмотрим лучше, что у нас с новыми поступлениями. Да, не густо. «Основы кораблестроения», 10 томов. Спасибо, конечно, лорд Кирдан, да только что мы с ними делать будем, ведь у нас же моря нет. «Гобелены, основные приёмы плетения и альбом узоров». Ценно. Спасибо, леди Мэлиан. И ведь наверняка тайком от супруга прислала, от Тингола даже газет не допросишься. Впрочем, газеты у них в основном Даэрон издаёт. А он как впал в депрессию – и на год тираж прекращается. «Сказания народа Беора», с комментариями. Так, эту на руки не давать: аданский фольклор у нас любят, зачитают в момент и не доищешься. «Самоучитель игры на арфе»… кхм… Всё бы хорошо, да опять на квенья. На синдарине Маглор ничего из принципа не пишет. Перевести бы стоило, да вдруг обидится. Ладно, отправляем в хранение и пусть лежит. Кому надо, тот прочитает.